Словно услышав его, один из таможенников потребовал предъявить содержание самой объемистой сумки. Требование немедленно выполнили; глава группы – мужчина средних лет – начал выгружать содержимое на стол, в то время как ветераны в сопровождении миловидной женщины с фотоаппаратом на груди (во всяком случае, то было что-то, очень напоминавшее камеру), пройдя контроль, уходила дальше – в накопитель. В сумке, видимо, ничего криминального не было обнаружено, однако таможенник затеял спор по поводу – насколько можно было судить издали – лишнего блока сигарет, который в конце концов и был конфискован. После чего мужчина, сдав сумку в багаж, заспешил за своей командой.
– Было бы крайне наивно – везти тот груз в сумках, – заметил Милов.
– Но где же еще? Не в карманах же!
– Да, в карманах его, пожалуй, не уместить… Черт его знает…
– Попади мы на этот рейс, за время полета нашли бы возможность порыться в багажном отсеке, – посетовал Докинг. – А так – боюсь, что мы безнадежно отстанем. Они через полчаса улетят, а мы…
Он помотал головой, словно отгоняя навязчивую мысль.
– Зуб заболел?
– Нет… У меня все не идет из памяти эта надпись – наверняка все-таки ее сделал Одинга. «Смотреть внутри самих»…
– Думаю, мы осмотрели достаточно внимательно.
– Да; но чего-то мы не поняли. Что-то, боюсь, упустили.
– Билеты, во всяком случае, упустили, – сердито согласился Милов.
Действительно, на этот рейс просто не удалось взять билеты: их не было. Раскупили, как им сказали в агентстве, еще накануне. Они все же проводили ветеранов, встреченных, как и было задумано, у въезда в город, до самой посадки – и вот теперь совсем потеряли их из виду. Когда ехали сюда – была еще надежда, что окажутся свободные места; надежда не оправдалась.
– Ничего, – сказал в конце концов Милов. – Может, оно и к лучшему – для меня, во всяком случае. Смотрите, как внимательны на контроле к каждому белому; меня издали, конечно, не заподозришь, но если внимательно приглядеться, ясно станет, что это – маска…
– Это вас и ищут, – согласился Докинг. – И поверьте мне – маска вам не помогла бы. Вы заметили? Они сканируют концы пальцев. Ваши отпечатки остались в полиции?
– Боюсь, что да, – признался Милов. – Но ведь у меня и руки в масках.
– Не надо недооценивать наших здешних коллег. Вон тот, сбоку, за компьютером – видите? Готов прозакладывать голову, что это – анализ биотоков. И они наверняка сняли с вас данные, пока вы находились у них; иначе к чему устанавливать тут эту аппаратуру, не так ли? Ну что же – здесь все ясно, и не будем излишне вертеться на глазах. Идемте. Попросим хотя бы, чтобы нас отвезли в агентство.
– Зачем? Я хочу убедиться в том, что Урбс отправит колонну назад, в Приют. Что в последнее мгновение он не передумает и не погрузится снова на машины.
– А он как раз и отправляет.
И в самом деле: Урбс отошел от ветеранов, приблизился к Вернеру и доктору Курье. Поговорили немного. Затем остающиеся подошли к машине. Уселись. Машина двинулась, микроавтобусы и «Мерседес» – за нею.
– Ну вот, – сказал Милов. – Теперь можно. Так зачем вам понадобилось агентство?
– Должны же мы улететь.
– Улетим завтра.
– Завтра будет, чего доброго, поздно. Впрочем, вы правы: агентство нам не поможет. Есть, однако, другой выход.
– Не хотите ли вы сказать, что собираетесь заказать самолет до Москвы? – сыронизировал Милов.
– Как раз такая возможность у меня есть, – ответил Докинг серьезно. – Идемте, воспользуемся аппаратом в машине – пока ее еще не забрали…
– Кого вы собираетесь просить?
– Пришла наконец пора позвонить Фэрклоту.
– Зачем?
– Закажем самолет через него.
– Сергей Симонович?
– Я. А, это вы, Отец здоровья… Рад вас слышать.
– Я по поводу вашей просьбы.
– Слушаю с интересом.
– Клиника дала согласие. Завтра у них будут ткани. Попросили историю болезни.
– Дайте им обязательно.
– Подобрали. И пациента тоже.
– Очень вам благодарен.
На этом разговор закончился. Мерцалов вызвал секретаря.
