– За Европой мы будем присматривать: все московские рейсы.
– Лучше не только московские: он может прилететь, скажем, в Петербург и оттуда приехать поездом.
– Да, не исключено. Если вам удастся его опознать…
– Вряд ли: Докинг не оставил его фотографии. Он вообще не собирался подключать нас к этому делу.
– Мы немедленно передадим вам по связи.
– Хорошо. Если мы его опознаем, то постараемся, чтобы он не ускользнул.
– Мне кажется очень важным установить, что он намерен делать у вас. С кем встречаться. Чего добиваться. Нам представляется весьма вероятным, что Берфитт намерен восстановить в Москве свой транспортный узел, но с использованием новых способов контрабандной перевозки, о которых мы пока ничего определенного не знаем. Может быть, наблюдая за ним, вы сможете, анализируя его поведение, прийти к каким-то выводам в этом отношении. А может быть… может быть, им движут и еще какие-то интересы, но пока не хочется об этом говорить, чтобы не сориентировать вас ложно. Я сделаю это, как только у нас появятся хоть какие-то реальные зацепки.
– Это было бы очень интересно. И полезно. А не собирается ли вернуться в Москву и мистер Докинг?
– Он, насколько могу судить, зацепился за что-то там, в Африке, тоже идя по следам Берфитта. И намерен продвигаться оттуда по направлению к вам. И если бы вы сумели одновременно двигаться с вашей стороны навстречу ему…
– Как в туннеле: их обычно прокладывают с двух сторон, чтобы сбойка произошла в середине.
Как передать горняцкий термин «сбойка» Мерцалов не знал, и употребил военное слово approach. Фэрклот, однако, понял.
– Вот именно. Хотя мне кажется, что лучше всего было бы накрыть его именно в Москве. Потому что если он приехал, чтобы построить что-то на пустом месте, то именно там можно будет наблюдать весь процесс этого строительства; а всесторонне изучив процесс…
Мерцалов воспользовался крохотной паузой:
– Иными словами, вы хотите, чтобы мы ему не препятствовали, но лишь вели наблюдение?
– Я думаю, что вы сформулировали совершенно правильно. Однако, чтобы иметь возможность успешно следить за ним, вам следовало бы уже предварительно установить круг его знакомств: кто его встречает, кто охраняет, информирует и так далее.
«Ну вот, еще учить станет».
– Именно так мы и собираемся работать. Скажите, а там, дома, он находился в поле вашего зрения?
На сей рас пришла пора запнуться Фэрклоту.
– М-м… Последние годы – нет.
«Вот то-то».
– Жаль. Потому что у него наверняка были какие-то связи со здешними людьми. Иначе откуда взялись бы эти встречающие?
– Ну, это могли быть и не его личные связи. Он работает сейчас для двух фондов.
– Это мне известно.
– Возможно, именно с фондами или одним из них, а вовсе не с ним лично, поддерживал связь кто-то из ваших людей – деловых или иных…
– Хорошая мысль. Постараемся установить.
– И еще. Не кажется ли вам, что у вас имеется какая-то утечка информации? Иначе откуда стало бы известно о приезде Докинга?
Такого Мерцалов стерпеть не собирался. Подобными соображениями делиться с англичанином он вовсе не был намерен.
– Ну, тот, кто знал о его вылете из Лондона…
Он не стал заканчивать фразы: сам поймет, не маленький.
– И все же я прошу вас подумать об этом. Я, со своей стороны, сделаю то же самое.
«Ага. Отступил, но при оружии и знаменах».
– Непременно, мистер Фэрклот. Но если что-то выяснится у вас…
– О, разумеется. Вам будет сообщено об этом незамедлительно.
«Слава Богу, – думал Милов, скупыми движениями пальцев пошевеливая руль и внимательно следя за маячившей впереди полицейской машиной, – это просто прекрасно, что Ева успела улететь, и сейчас дремлет, наверное, спокойно в кабине, приближаясь постепенно к своей райской Америке… А что, страна и в самом деле неплохая; только не для меня, это уж точно. Нет, россиянину надо жить в России – при всех ее вывертах. Слишком уж мы незаконопослушный народ. В Штатах я бы долго не выдержал, даже если бы Ева сделала такое предложение; а она – иногда чувствуется – бывает близка к этому, но потом что-то ее пугает, и она снова внутренне съеживается. Ну и хорошо, пусть все остается так, как есть. И для нее хорошо, и для меня, пожалуй, тоже, хотя порой и надоедает это бытие отставного гусара… Жизнь в России, как нигде больше, располагает к постоянной готовности к неожиданностям. Вот и сейчас Ева переволновалась бы, даже перепугалась, чего доброго, да и я переживал бы – за нее, конечно, не за себя. Мне-то что, я как старый барабан, привык к тому, что лупят палками, кожа толстая, специально для этого обработана. Вот и
