принял ванну, заказал завтрак, закусывая, прослушал записи на автоответчике. Пока он порхал в африканских небесах, ему звонили три раза; искали его люди, ему известные, и все по делу. Внимательно все выслушав, Берфитт с удовольствием констатировал, что он никуда не опоздал, первая из деловых встреч заключительного цикла была назначена на завтрашнее утро, так что он еще полностью располагал сегодняшним днем. Его Берфитт предполагал использовать для того, чтобы посетить оба интересующих его места: клинику и загородную усадьбу, где предстояло вскоре открыться Приюту Ветеранов. Поэтому, закончив завтракать и окончательно приведя себя в порядок, он вместо того, чтобы как следует отдохнуть после утомительного путешествия (что при его возрасте было бы вполне естественным), вызвал машину и направился прежде всего в клинику.
Там Берфитт с удовлетворением убедился в том, что его предыдущее посещение не осталось без последствий. Прежде всего, теперь попасть на территорию госпиталя оказалось уже куда более сложным, чем прежде, когда сюда мог войти всякий любопытствующий: была нанята охрана – молодцы в пятнистой униформе, и ему удалось проникнуть в клинику лишь после того, как охранники переговорили со старшим представителем фирмы, монтировавшей оборудование, и таким путем личность приезжего была удостоверена. Это заставило Берфитта сделать приятный вывод, что охрану везти с собой нет никакой надобности. На людей, нанятых здесь, вполне можно положиться, надо будет лишь заключить с ними серьезный контракт на продолжительное время; платить же им, – и это тоже имело значение – придется куда меньше, чем привезенным с Запада. Берфитт же привык экономить деньги фирмы, если речь не шла о его собственных интересах.
На территории тоже все шло должным образом. Столы, осветительная арматура, автоклавы, высокочастотные стерилизаторы, рефрижераторы для донорских органов, высокотемпературные агрегаты для уничтожения отбросов всякого рода, лабораторное оборудование – все это и еще многое другое, в первый его приезд сложенное кое-как под открытым небом и даже не очень надежно защищенное от нередких здесь дождей, а также от пыли и очень вероятного (как его сразу предупредили) воровства, теперь в основном было уже перенесено под крышу, и то, что в этот миг не монтировалось, хранилось под замком. Берфитт поинтересовался, много ли за эти дни было похищено; ему ответили, что недосчитываются одной аккумуляторной тележки, каких было приведено с десяток – для быстрого передвижения по длинным коридорам и перевозки больных. Пытались также украсть больничную кровать – современный агрегат, автоматизированный и компьютеризированный, однако попытка эта была вовремя пресечена охранниками. Злоумышленникам, правда, удалось сбежать. Берфитт нахмурился было: электрическая каталка стоила недешево, однако утешил себя мыслью о том, что могло ведь быть и намного хуже. Если бы материальные потери были более значительными, ему трудно было бы оправдаться перед директорами фонда за свою неожиданную и не предусмотренную африканскую эскападу. В фонде, естественно, ничего не знали – и не должны были знать – о той операции, которую он проводил в своих личных интересах, – операции, связанной со второй буквой греческого алфавита.
В сопровождении шеф-монтера, Берфитт прошел по уже готовым палатам, где все блестело чистотой, прилег на одну из не застланных еще кроватей, опробовал автоматику – все действовало прекрасно, нетрудно было представить себе, что находишься не в Москве, а где-нибудь в Европе. Закончив двухчасовой визит, Берфитт довел до сведения монтажников, что очередная сумма денег, как и полагалось по контракту, будет переведена на их счет в Германском банке (московское отделение) никак не позже завтрашнего дня. После этого заявления проводили его в высшей степени любезно, и он, отказавшись от предложенного обеда, поехал прямо в Липки, предварительно позвонив туда из клиники и убедившись, что и там его будут ждать с большим нетерпением.
Пока машина бежала, Берфитт, удобно расположившись на заднем сиденье, с любопытством разглядывал природу средней России. Казалось странным, что она ничем не отличалась от природы Центральной Европы, и даже дубы и каштаны попадались, ни в чем не уступавшие родным британским. Судя по всему, в России и в самом деле можно было чувствовать себя, как дома, и ему пришла в голову даже нелепая на первый взгляд мысль: когда операция «Бета» завершится и он сможет, наконец, располагать немалыми средствами, не купить ли здесь какую-нибудь усадебку и для себя лично: похоже, тут можно будет недурно отдыхать – вдали от треволнений, которыми всегда полна Европа. Здесь, похоже, и время шло как- то иначе: куда медленнее, плавнее… Кстати, тут же подсказал его практический ум, если приобрести землю где-то неподалеку от Приюта, который уже вот-вот возникнет, то приятное расслабление здесь можно будет совместить и с приютскими делами, иными словами – продолжать пользоваться доходами и от этого предприятия. Мысль Берфитту понравилась, и он решил, не откладывая в долгий ящик, сегодня же переговорить с представителем губернаторства еще и на эту тему и условиться посмотреть возможные участки и подготовить оформление. Если он подберет что-то, что его устроит – закрепить за собой сейчас, а первый взнос для оплаты отложить… ну, скажем, на две недели, а еще лучше на три. К тому времени (был убежден Берфитт) в его распоряжении окажутся суммы куда больше того, во что могла обойтись усадьба здесь. Он не думал, что при оформлении могли бы возникнуть какие-то трудности: здешние торговцы, финансисты и промышленники, как ему успели рассказать, уже обзавелись в этих краях подобными усадьбами, чего в родной Британии мог себе позволить далеко не каждый: земля там все-таки стоила дороже, потому что было ее намного меньше.
Вот в таком настроении он приехал в Липки, где был встречен с полагающимися ему, как человеку, заключающему крупную сделку, почетом.
Дальше дела, однако, пошли вовсе не так гладко, как он рассчитывал. Берфитт ожидал, что контракт с губернаторством уже подготовлен, и можно будет сразу же заняться обсуждением его статей – процесс, неизбежный при заключении даже мелкой сделки, а тут речь шла все-таки о значительных суммах. На деле же оказалось, что контракт не был готов даже в черновике, хотя Берфитт совершенно точно помнил, что еще перед его отъездом из Москвы к этой работе уже приступили.
– В чем же дело? – спросил он, насупившись. Берфитт не забыл, что для ускорения процесса и поощрения другой стороны некоторые средства были уже истрачены, и вполне обоснованно полагал, что если какая-то работа оплачена, то она должна быть выполнена. На деле же получалось вовсе не так.
Губернаторский чиновник лишь развел руками:
– К сожалению, в последние дни наш парламент принял некоторые новые документы относительно отчуждения земель в стокилометровой зоне вокруг столицы. Видимо, причина в том, что слишком много мест отдыха, которыми раньше пользовалось общество, теперь перешло или грозит перейти в собственность различных компаний и частных лиц. Это вызвало немалые протесты населения, к которому депутаты вынуждены прислушиваться…
Что всякий парламент есть болезненная язва, Берфитт и без того знал. Но что придется сталкиваться с парламентскими интригами и в России, где настоящий парламентаризм только-только вылез из пеленок, Берфитт, откровенно говоря, не ожидал. И высказался по этому поводу со всею резкостью, какая проявлялась у него далеко не часто. Губернаторский чиновник лишь вздохнул:
– К сожалению, тут бессилен не только я, тут и губернатор при всем желании не мог бы ничем помочь.
– Что же получается: такого рода сделки становятся вообще невозможными? Но это же совершенная глупость…
