интернетовскому стереотипу. Так мог написать человек, который привык читать форумы, возможно, участвовать в них.
– Ты хочешь сказать, что она… что она наша форумчанка?
– Я ничего пока не хочу сказать. Просто я собственными глазами читала в какой-то теме, как ты писала про свои многочисленные обязанности старшей по подъезду в той связи, что это тебе не мешает заниматься благотворительностью. Ты там ругалась с кем-то. Твои телефоны – мобильный и домашний – есть во всех темах. По ним адрес пробивается в течение минуты. Ничего особенного. Девушка обратила внимание, что ты человек отзывчивый, во многих темах помогаешь, к тому же – очень откровенный: все про себя изложила, координаты дала. Ну, и пошла по конкретному адресу за подработкой. Кстати, ты о ремонте написала как минимум четыре раза. Столько я сегодня насчитала.
– Ну, и что? Секрет, что ли?
– Да нет. Я просто констатирую факт. Значит, ее зовут Таня?
– Да.
– Фамилии ее ты не знаешь, конечно?
– Откуда? Вот бы ник ее узнать.
– Если все так, как мы нафантазировали, то она рано или поздно с твоего компьютера войдет на форум.
– Точно. Что делать?
– Да ничего пока. Если будет что-то очень серьезное, можно попросить какого-нибудь модератора ай-пи вычислить. Но это работа кропотливая: сколько нужно сидеть и ждать, а повод незначительный в принципе. Ну, пошутила немного девушка.
– Ничего себе пошутила! Да я сейчас жалею, что эту курицу вытащили из моих рук, да я бы ее ощипала! Я, может, и так ее найду. Спрошу у Никиты, куда отвез.
– Не надо. Глупостей больше не делай, пожалуйста. Ты отдала компьютер с документами?
– Нет, они где-то у меня валяются.
– Еще вопрос: она тебе когда-нибудь звонила по телефону?
– Я не помню… Вроде нет… Подожди, звонила! Я ей назначила время, она приехала, а я собаку одну возила в «Белый клык». Мы там на три часа зависли. Я ее телефон не знала, она мне сама позвонила. Я говорю, иди домой, я не скоро.
– Не попробуешь найти у себя этот звонок?
– А как я его найду? Я не знаю, чей он. В смысле – мне кто только не звонит.
– Ирма, вспомни, какую собаку возила в «БК», что ей делали, тебе в регистратуре найдут карточку. Число и время назовут.
– Точно. Собаку я и так помню. Чара. ЧМТ. Как такое забудешь.
Глава 12
«Может, вы что-то почувствуете…» Эти Настины слова почему-то с ночи не выходили у Алекса из головы. Он проснулся часа в три. Он, собственно, в это время всегда просыпался – и в квартире Алисы, когда они стали спать в разных комнатах, и дома, когда притащил себя от нее, как тушу убитого вольного зверя… Он просыпался здесь в чертовы три часа и думал только об одном: что лишил себя единственно возможного счастья – видеть свет в ее комнате под дверью, знать, что она рядом, что она там дышит, читает, спит, может, когда-нибудь его позовет… И вот он все думал и думал о том, чего нет, каждую ночь и додумался до того, что ему осталось одно – скоротать как-то остаток жизни. Перетерпеть. И вдруг он проснулся именно с этими Настиными словами. Он вспоминал их бесчисленное количество раз. Потом, уже на рассвете, провалился в короткий, глубокий сон, а проснулся с той же фразой в мозгу. Она не оставляла его по дороге на работу, у него целый день все валилось из рук в его проектном бюро. Пока наконец не дошло. Он почувствовал! Это оно! Быстро завершил дела, что-то не очень вразумительное сказал подчиненным и поехал туда. К Алисиному дому. Ключи от квартиры он всегда носил с собой.
На минуту задержался у подъезда. Надо бы позвонить. Но она может произнести какую-то фразу, которая его собьет, испугает, остановит. А это нельзя! Он чувствовал. И Алекс открыл дверь подъезда, потом квартиры, тихо вошел, надеясь, что слова извинения сами найдутся, когда она его увидит. Он снял туфли, но не стал надевать тапочки. Тихонько, в носках, подошел к открытой двери ее спальни, с тоской и мольбой посмотрел на подушки… Алисы там не было! Он быстро взглянул на балконную дверь: она часто сидела рядом с ней на своем кресле, но ее и там не оказалось. Кресло было у кровати. Он быстро вернулся в прихожую, наверное, дома кто-то есть – дом-работница или сестра, наверное, они помогли Алисе добраться до ванной. Работница-хохлушка вообще никогда не возила ее в кресле. Она говорила: «А нехай черт издить у нему. Я вас лучше на ручках виднесу…» В ванной никого не было, на кухне все прибрано, домработница явно уже ушла. Алекс вытер пот со лба и вернулся в спальню. Кровать была по-прежнему пуста, рядом отбрасывала теплый круг света настольная лампа… И он вдруг услышал, нет, почувствовал легкое движение, легкое дыхание у дальней стены. Медленно повернулся.
Алиса стояла, держась за поручни, вбитые когда-то для тренировок. Она вставала на пальцы босых ног, тянула подъем… Ее чудесное лицо было таким вдохновенным, ресницы трепетали… Он испытал невероятное потрясение и одновременно ужас от того, что чуть было не помешал ей. Ему захотелось стать невидимкой, он тихонечко сделал шаг к двери, не глядя на нее больше… И вдруг услышал: «Алекс… Мой дорогой… Ты пришел… Наконец».
Он носил ее на руках по комнате, баюкал и нянчил… Он не верил тому, что происходит. Он целовал и ласкал ее, как возлюбленную, как дочку, как свою единственную, прекрасную мечту… И смог пробормотать лишь то, что вообще не лезло ни в какие ворота: «Какая же ты дура, Лис. А я какой осел! Мы столько времени потеряли. Я хотел только молиться на тебя… Но как это произошло? Я не могу опомниться… Я когда увидел, как ты поднимаешься на свои пальчики… Боже мой, Лис…» Он уложил ее в подушки, закрыл лицо руками и заплакал страстно, по-мужски. Ее тонкие руки нежно легли на его широкие, вздрагивающие плечи.
– Ну, вот, Сережа, картина маслом, – Александр Васильевич положил перед Кольцовым папку с заключением экспертизы. – Будешь читать или рассказать своими словами?
– Своими, пожалуйста, голова уже не варит.
– Опасная бритва приблизительно 1970 года изготовления, найденная в кладовой особняка Сидоровой, является экспонатом, скажем так, коллекции Игоря Кончева. Это и есть орудие убийства Натальи Сидоровой. На нем – ее кровь. На нем есть незначительный след и другой крови – убийцы, который немного порезался. Это кровь не Кончева. То есть убийца был без перчаток, на внутренней стороне одного из пальцев правой руки и сейчас можно обнаружить порез. На бритве в изобилии отпечатки пальцев Игоря Кончева. Есть отпечатки кухарки Лили, которая нашла ее. Имеются и другие отпечатки, которых у нас нет. То есть – они не Овсяницкого, не Пронькиной, не Сандры и не Рима. Кровь тоже не их. Как тебе такие результаты?
– Ужас. Наша песня хороша, начинай сначала. Хотя по поводу Кончева я, честно, рад. Не хотелось добивать этих несчастных. Ну, и что вы думаете обо всем этом?
– Знаешь, Сережа, я пришел однажды к выводу, что строить предположения – не мое дело. Не то что я не могу совсем, просто ошибаться не люблю. И потому стал экспертом. Тут ошибиться практически невозможно, если хорошо работать. Так что прости, друг, тебе придется самому разбираться. Докладываю еще об одном твоем задании. Я с Пронькиной в больничке пообщался. Экземпляр еще тот.
– Валяйте. Она случайно не покатила на Толю: мол, он заставил сделать ее признание, чем довел до суицида?
– Я тоже был готов к подобному сценарию. Идеальный ход в ее положении. Все тормозится, следователя трясут, отстраняют, следующий уже осторожничает, а может, и навстречу пойдет… В общем, для столь прожженной бабы расклад был бы нормальный. Но тут – полная неожиданность.
– Ну? Не томите.
