выводы его работ должны освещать дорогу новым исследователям, поскольку они получены на основе большого, всесторонне осмысленного опыта».
И отец и сыновья Хлопины были новаторами и первооткрывателями и шли всегда впереди своего времени. Добрянка, где родился отец, Пермь, где родился старший сын, Прикамье могут гордиться
121
Хлопиными. Эти замечательные люди должны духовно присутствовать
О
в нашей жизни, в названиях улиц, предприятии и медицинских учреждений, чтобы мы ощущали связь с прошедшими по нашей земле раньше нас. Тацит писал: «Издревле хранится между людьми добрый обычай передавать в назидание отдаленным потомкам деяния славных предков».
Здесь можно было бы и закончить главу о добыче радия. Но, кажется, еще нужно непременно рассказать о судьбе Л. Н. Богоявленского. В стане белых его все-таки заподозрили. Случилось так, что Леонид Николаевич в Томске заболел тифом. В бреду он, видимо, проговорился о том, о чем постоянно думал. Кое-что из его слов насторожило медицинский персонал. Люди из разведки тщательно обследовали одежду больного и нашли зашитое в подкладе удостовере-
и
ние, выданное ему академией, что он состоит в должности технического директора пробного радиевого завода и что коллегия обращается с просьбой ко всем лицам и учреждениям с просьбой оказывать Богоявленскому всяческое содействие. К счастью, в удостоверении не оказалось ни одного слова, намекавшего на связь академии с большевиками. Тем не менее Богоявленского вызвали на допрос, где он объяснил, что пробный завод — это неосуществленный замысел, погибший в зародыше из-за бунта большевиков и Гражданской войны. Его отпустили, обязав регулярно отмечаться в комендатуре. Правда, длилось это недолго — с 10 октября по 17 декабря, когда власть в Томске переи^а в руки Военно- революционного комитета.
Только теперь Леонид Николаевич смог написать письмо в Петроград своей невесте Анне Федоровне Томиловой, с которой он познакомился еще в студенческие годы перед побегом за границу.
Получив письмо, Анна Федоровна пошла с ним в академию. Ученые радовались, узнав, что Богоявленский жив — ведь целый год не было от него вестей. В академии подготовили документы, что Богоявленский — ученый редкой специальности и ведет работу огромной государственной важности. Вскоре из Петрограда в Сибирь отправился санитарный поезд, на который врачом-окулистом определилась Анна Федоровна.
Они встретились. Но вот незадача. Леонид Николаевич не мог уехать с ней в Петроград на том же санитарном поезде, как замышлялось, поскольку дал согласие сибирским геологам возглавить экспедицию на Алтай. Он не мог отказаться — ведь сибиряки в трудную минуту его приняли на работу и пригрели. Возможно, был еще один
122
резон. Зная болезненную подозрительность чекистов, он понимал, как трудно будет ему оправдать свое годичное пребывание в стане белых, и считал более разумным переждать в глубинке.
Он провел экспедицию в Кулундинские степи, на Бие обследовал радиоактивность Белокуринских термальных вод, применив по аналогии с геодезической и геологической съемками первую в стране радиометрическую съемку. Его термин и метод были приняты и в зарубежной геологии.
Вернулся в Петроград Леонид Николаевич только в 1921 году. С Анной Федоровной они поженились. У них родился сын Миша.
В эти годы Богоявленский работал метрологом-радиологом в Палате мер и весов, участвовал в экспедициях, изучая проникающую радиацию Земли. Исследование земного излучения привело к открытию нового мощного месторождения нефти на р. Ухте и к изучению мест, часто поражаемых грозовыми разрядами, а из ухтинских пластовых вод была начата промышленная добыча радия. Одна из работ ученого посвящена Уралу: «Результаты исследований причин поража- емости молнией на Урале в 1931 году». Богоявленский любил идти на грозу…
Он был ученым мирового уровня. Но почему-то в книгах советского периода, где есть упоминание о нем, много недомолвок и пробелов. Невольно возникает вопрос, почему вдруг с 1923 по 1933 год он работал в Горном институте старшим преподавателем, затем доцентом, и только в 1935 году, когда ученому оставалось жить всего 8 лет, его наконец утверждают в профессорском звании.
Таких ученых, имеющих опыт работы в солидных зарубежных лабораториях, в России тогда почти не было. Б. А. Бордовский, прошедший курс наук в 1908–1910 гг. у Дж. Дж. Томсона в Кембридже и у Э. Резерфорда в Манчестере, и Л. С. Коловрат-Червинский, работавший в течение пяти лет в лаборатории Марии Кюри, умерли. Остался один Богоявленский. И крупнейший специалист в области радиологии, получивший образование во Франции у таких известных профессоров, как Ле Шателье, Урбен, Сабатье, специализировавшийся в радиологии и радиохимии у братьев Данн, ближайших сотрудников Марии Кюри, вдруг оказался вне стен академии, хотя знаниями его здесь постоянно пользовались, приглашали в экспедиции, обращались за консультациями, он состоял членом ученого совета Радиевого института со дня основания.
Несмотря на то что военные действия на Урале помешали ему
123
довести начатое дело до конца — добычу радия в Березниках — и его продолжали другие люди, Богоявленский не раз посещал вместе с В. Г. Хлопиным в качестве консультанта Бондюжский завод. Почему же ему не нашлось места в академии? Неужели власти не простили ему годичного пребывания на территории белых? А не могло случиться так, что Леонид Николаевич сам ушел из академии? Повод так думать есть.
Богоявленский был человеком глубоко порядочным и щепетильным. Во всех своих научных трудах он всегда упоминал предшественников, пусть не достигших успеха, но приближавшихся к нему. Леонид Николаевич считал это в порядке вещей — элементарной научной чистоплотностью. К сожалению, пишется в одной книге, в отношении Богоявленского «такая чистоплотность соблюдалась далеко не всегда». Не здесь ли собака зарыта? Не в березниковском ли периоде добычи радия? Но что гадать? Нужно искать истину. Нужно искать семейный архив, внуков ученого и правнуков.
Он умер в блокадном Ленинграде в 1943 году. Уже после войны в больницу, где скончался ученый, зашел вернувшийся с фронта его сын Михаил, и женщина-врач, лечившая отца, сказала:
— Хотя он был крепким человеком, но просто удивительно, как он дожил до сих пор — настолько его организм был весь поражен радиацией.
Аркадий Дмитриевич
Швецов
(1892–1953)
А. Д. Швецов — конструктор авиационных двигателей, уроженец Пермской губернии. Учился в Алексеевском реальном училище г. Перми, затем окончил Высшее техническое училище в Москве. В 1921 году возглавил техбюро московского завода «Мотор», затем работал главным инженером, главным технологом на заводе им. М. В. Фрунзе. Созданный им в конце 20-х годов первый отечественный двигатель М-1 1 был признан лучшим на всесоюзном конкурсе, его запустили в серийное производство.
С 1934 года Швецов работает в Перми. Его труд, его имя засекречены — он возглавляет конструкторское бюро моторостроительного завода, режимного предприятия. Швецов создает свою конструкторскую школу, но имена его коллег, соратников тоже засекречены. Он — просто главный, они — просто конструкторы. А самолеты ПО-2, И-15, И-16, ЛА-15, ЛА-7, ТУ-2, ИЛ-4 и др. поднимают в небо двигатели, разработанные с участием и под руководством А. Д. Швецова. Особенно много и продуктивно работал Швецов в годы Великой Отечественной войны. Двигатель АШ-82, созданный в это время, был признан одним из высших достижений в мировом авиамоторостроении. Буквы «АШ» означали «Аркадий Швецов».
Конструктора награждали: он стал кавалером орденов Суворова, Кутузова, Трудового Красного Знамени, пять раз был награжден орденом Ленина и разными медалями, стал Героем Социалистического Труда. Но имя его мало кому было известно до кончины генерал-лейтенанта Швецова. Лишь в 1972 году
