— Да.
— Что именно?
— Я на допросе? — отрезал ученый. Отложил — хорошая вещица! — радар в сторону. — Если вы пришли в этот дом задавать вопросы — предъявите какую-нибудь официальную бумажку. Если вы прибыли как старый друг покойного, извольте выражаться в ином тоне.
— Положим, «бумажка» у меня есть. — Полковник вытащил из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо лист. Поверх него появилась ламинированная корочка сотрудника СБУ. — И удостоверение имеется. Но я здесь исключительно в роли доброго друга. И лишь поэтому беседую с вами наедине. Поверьте, если бы я не знавал вашего родителя, вас доставили бы ко мне под конвоем.
— Угрожаете?
— Нет, констатирую факт, — слегка пожал плечами гость. — Я собираюсь предложить вам важное дело. Настолько важное, что буде наш разговор не потечет в мирном русле, я готов обратиться и к силовым методам убеждения. Потому ответьте на несколько вопросов, и приступим к самому главному.
— Намек понятен, — вздохнул Антон.
Сегодня был не его день. Трудная ночь, похмелье, сообщение о гибели знакомого. А тут еще и эсбэшник приперся.
— Благодарю вас за честность и подарок. Кнут я увидел, пряник принял. На всякий случай осведомлюсь: яйца для тисков готовить?
Полковник больше не улыбался:
— Что конкретно Игорь Васильевич рассказывал вам о своей работе?
— А что может рассказать эксперт по вдумчивому рытью земли и шевелению кисточкой? Черепки, осколки, обломки, мшистые плиты, окаменевшие экскременты — ничего интересного. В детстве я только и слышал, что о раскопках то тут, то там. Благодаря этим занимательным, — хмыкнул, — рассказам я отказался от предначертанной дорожки и вместо того, чтобы стать археологом, стал обычным историком.
— Детство, значит, да? Советские времена… — Полковник немного отодвинулся. — А в более зрелом своем возрасте вы расспрашивали отца о его деле?
— Нет, — честно ответил Антон. Он не имел понятия, насколько информирован гость. Вполне вероятно, полковник знал о семье Аркудовых очень многое и предвидел ответы на двадцать вопросов вперед. — После того как я уехал покорять столицу, — вздохнул, — мы редко разговаривали.
— Понятно, — кивнул полковник. Он смотрел в сторону окна, явно что-то вспоминая. На левом его виске пульсировала неприятного вида серо-бордовая жилка. — Когда вы в последний раз общались с Игорем Васильевичем?
— За несколько недель до его смерти. А что?
— О чем вы разговаривали?
Антон проглотил неожиданно накативший комок горечи.
— Если не изменяет память, папа о Светланке расспрашивал. Как обычно: не болеет ли, когда в школу пойдет.
— И все?
— Вы спрашиваете о событиях годовой давности, — повысил голос Антон. — Неужели думаете, что я могу в деталях воссоздать тот разговор?
— Очень на это надеюсь. — Уголки губ полковника немного приподнялись. — Игорь часто расхваливал вашу, как он говорил, исключительно цепкую память.
— К сожалению, моя суперпамять ушла вместе с детством, о чем ни на йоту не жалею. Да ваши же коллеги это проверяли, когда я учился в университете. Уверен, отчет об этом имеется где-то среди ваших архивов.
Несмотря на некоторую инфантильность, присущую многим ученым, Антон наивным не был. Он не понаслышке знал, что во времена Советского Союза активно наблюдали за детьми известных людей — система любого государства-тяжеловеса должна иметь более существенные рычаги влияния на граждан, чем идеология и законы. Мерзкий и зачастую скрываемый пунктик в документах спецслужб. Зато действенный. Вспомнилось, как его, первокурсника, только что выступившего на заседании студенческого научного общества с блестящим и отчего-то так запомнившимся отцу докладом о закарпатских песиголовцах, вызывали в мрачное здание на улице Владимирской. Осторожно интересовались тем-сем, главным образом отношениями со знаменитым отцом. Под конец ненавязчиво намекнули, что были бы рады, если бы такой подающий надежды и талантливый юноша находился с ними «в хороших отношениях», что, несомненно, способствовало бы его карьерному росту. Аркудов-младший тогда их попросту послал. Утерлись и скушали. Без плачевных для Антона последствий, благо времена не те уже были.
Полковник не принял во внимание слова Антона об архивах. Задал еще несколько нейтральных вопросов, безучастно посматривая по сторонам. Владелец квартиры, у которого сложилось стойкое впечатление, что гость прибыл за дневником, послушно отвечал.
— Да, папа разрабатывал какую-то новую теорию возникновения человеческой цивилизации. Нет, даже не догадываюсь, какова ее суть. Нет, не интересно. Повторяю, у меня другое направление исследований. Да, веду факультатив по странам Центральной Америки, но давно перестал интересоваться новостями из этой области. Почему? Скажите, м-м-м… Павел Геннадиевич, у вас есть дети? Ну, тогда вам не понять, что такое приходить с работы после шести пар и вместо отдыха заниматься стиркой, уборкой, декоративной лепкой, рисованием и игрой в куклы с пятилетней егозой. Многие увлечения уходят прочь, когда приходят дети. На данном этапе жизни я не нахожу времени, чтобы заниматься еще чем-либо кроме основной своей деятельности.
— Вы знали, что ваш отец долгое время работал на комитет госбезопасности? — вдруг вкрадчиво спросил полковник.
— Догадывался, — бросил Антон, снова поднимая диковинный подарок со стола. — Иначе откуда все это? — небрежно мотнул подбородком, указал на забитые папирусами стеллажи и скопления сакральных изваяний на полу. — Вокруг отца всегда кружились раритетные вещи, большинство которых даже известному ученому никогда не позволят утащить домой. Да и путешествия за границу для советского археолога во времена холодной войны были практически невозможны. А мы катались с ним то в Каир, то в Дели, то еще куда-нибудь. Жаль, что я многое забыл — было бы о чем рассказывать дочке.
— Меня вы точно не помните? — В голосе полковника читалось с трудом распознаваемое чувство: не то сожаление, не то облегчение.
И тут на ученого накатило.
—
—
—
