тысячами… Какие следственные действия?
И все равно было немного неприятно. Что значат сомнения!
Вдох, выдох, выстрел.
Первый полицейский завалился сразу и молча. Его товарищи повернулись, кажется, что-то сказали, еще не врубаясь в ситуацию.
Еще выстрел. Надо отдать должное третьему полицаю. Его товарищ еще падал, когда уцелевший «гаишник» уже рухнул на землю, и третья выпущенная пуля пропала напрасно.
— Эх! — шепотом прокомментировал дед.
«Калашников» в его руках смотрел в сторону противника, однако открывать огонь Сохан не решался. Это не бесшумное оружие спецназа, тут без грохота не обойтись. Да и неприятель залег так, что его фактически не было видно.
Три человека всматривались в предутренний полумрак до рези в глазах. Легче всего было Роману — в оптику «винтореза» видно получше, да и из стеклянной будки изливалось достаточно света.
И уж совсем плохо приходилось менту. Вряд ли тот понял, откуда ведется стрельба. Зато упал для себя весьма удачно, случайно скрывшись за каким-то небольшим холмиком.
Интересно, ген-измененные так реагировать умеют? Судя по бою перед станцией — вполне. Но даже в случае ошибки ликвидировать последнего полицейского следовало хотя бы как свидетеля.
Роман осторожно передвинулся чуть в сторону. Уже лучше. Отсюда была видна нога, даже не нога — ступня противника. А если еще дальше? Нет, похоже, ничего это не даст. Или стрелять в ногу, или ждать, пока высунется. Должен же он попытаться обозреть окрестности! В снайперском поединке побеждает более терпеливый. Нога — на крайний случай.
— Идите за пленницей, — шепнул Роман.
Возражать дед не стал. Как перед тем не стал просить винтовку, чтобы вспомнить прежнюю воинскую специальность. Удалился так скрытно, ни одна ветка не дрогнула. Старая школа.
За холмиком словно ничего не происходило. Но вот что-то шевельнулось, стало приподниматься над кромкой.
Ветров терпеливо ждал. Не обязательно же голова, шапка на какой-нибудь ветке — способ, настолько набивший оскомину, даже говорить не хочется.
Тень застыла. В оптике был виден край форменного полицейского кепи.
Голова или?..
Ага! Вот и он сам! Точно — вот белеет лоб. Обмануть хотел… Никогда не стоит доверять людям.
«Винторез» чуть дернулся. Старший лейтенант буквально почувствовал, как пуля прочерчивает короткую трассу, а затем пробивает подставленный лоб.
Все. Голова исчезла.
Теперь немного выждать на всякий случай. Тишина.
Но как не хочется покидать укрытие! И деваться некуда.
Самое трудное — это первая перебежка. Все ждешь, не притворился ли кто, не попытается ли влупить в тебя очередь?
Пост был уже рядом, когда Ветров не столько зрением, сколько инстинктом почувствовал — один шевельнулся.
Старший лейтенант немедленно отпрыгнул в сторону, перекатился, наставил «винторез» на недобитого противника.
Последний был ранен тяжело, потому и не успел выстрелить. Лишь повел стволом автомата, и тут же Роман послал пулю и сразу — еще две. Для полной гарантии, хотя не очень и промахнешься с четырех десятков метров.
Магазин опустел, и несколько мгновений ушло на его замену. И лишь тогда подумалось — надо было хоть одного взять живым. Пусть информации с гулькин хвост, а вдруг?
Увы! Тот, шевельнувшийся, был единственным, кому сравнительно повезло. Двое других были сражены наповал. Не зря Ветров столько времени проводил на стрельбище. Да и условия сложились — лучше не придумаешь. Не бой, а натуральный расстрел. Было бы стыдно не попасть.
Но если свои!..
Сомнения отпали почти сразу — когда Роман стал обходить пост. На дальней от дороги стороне были свалены трупы. Одиннадцать, включая двух женщин и даже одного паренька лет восемнадцати. И все — с контрольными выстрелами в голову. Тут уж точно зомбированием проезжающих убийства не объяснишь. Ладно, взрослые, но мальчонка чем виноват?
К приходу Сохана и пленницы Ветров успел убедиться — живых поблизости нет. Связь в будке тоже не действовала, как не действовала рация в патрульной машине. Как ожидалось — раз нападение планировалось тщательно, не за один день, и удалось каким-то образом создать целую закрытую зону для спутников, то явно не диаметром в три-четыре километра. Перестрелка и канонада слышны дальше. А мало ли кто окажется поблизости! Совершенно случайно — ночные путешественники, туристы, еще кто…
— Хорошо сработал, даже в нашем отряде цены бы тебе не было, — похвалил Романа дед.
Трупы его не смущали. Даже те, лежащие за постом. Лишь головой покачал, и все.
Батурина оставалась безучастной. И даже не пыталась удрать, хотя Сохан развязал ей и ноги, и руки. Но следил старик за ней непрерывно-мало ли?
— Ехать надо, — пробормотал Ветров.
Извлек сигарету, щелкнул зажигалкой и с наслаждением закурил, машинально прикрывая ладонью огонек. Пальцы слегка подрагивали, уж не понять: от пережитого напряжения или вследствие недавней контузии?
Машины стояли годными к потреблению, если так можно выразиться. Постовые явно самым незамысловатым способом останавливали их, указывали на площадку, а затем предлагали жертвам выйти — под любым предлогом. И уж потом открывали огонь. В итоге даже ключи были на своем месте. Заводи да поезжай.
Фуры отпадали. Тяжелые, неповоротливые, вдобавок еще прицепятся обычные, незомбированные, работники дорожной службы — куда да зачем? И объясняй им еще!
И вообще, брать так брать!
Ветров лишь убедился — бак «Опеля» почти полон, и приглашающе махнул рукой.
— Полезай, милая. — Сохан предупредительно открыл заднюю дверцу. Пропустил журналистку, сам сел рядом. Так оно надежнее.
Автомат дед положил на колени.
— Ну, что? Поехали? — риторически спросил Ветров.
Небо на востоке ощутимо светлело. От станции все еще доносились выстрелы.
Держатся ведь ребята! Продержитесь еще! Сколько тут до Питера? Меньше часа. Да там по улицам поколесить. Но, может, хоть ближе к городу связь появится?
Спаси и сохрани!
Нет ничего хуже, чем одновременно бороться с чувством стыда и влюбленностью. Это Мари поняла еще на полпути к Бункеру. Каждый новый шаг из глубокой темноты, где прятались спальни Четвертого сектора, к едва различимому пятнышку света приносил все больше страданий. Сейчас бельгийку не интересовало сомнительно приятное будущее в компании Управляющего. Все ее сознание занимала только одна мысль. Настолько навязчивая и болезненная, что хотелось завыть.
«Я изменила своему мужу! Какая я сволочь! Ничтожество! Мразь!»
Было и оправдание.
«Агей погиб вместе с человечеством и моим прошлым, его больше нет. А Давид… Он ведь такой нежный, сильный, отзывчивый. Он не бросил меня в беде, я нужна ему сейчас. Без меня Давид сломается и поддастся влиянию этого старого пня. Мы связаны прочнее, чем просто отношениями. Нам нужно выжить, разобраться в здешнем кошмаре. Мы остались одни на целый мир, населенный загипнотизированными роботами с телами людей».
