на тему „Почему не нужно врать“.
Обычно темы придумывала она сама, но на этот раз идею навязал ей редактор. Маша сердилась на себя за то, что согласилась, потому что ничего у нее не придумывалось. Герои передачи Мышка, Ежик и Зайчик врали друг другу напропалую, и это было смешно и нескучно. Но как только Маша пыталась привести сюжет к какой-то морали и наказать врунов, сценарий ломался, становился до отвращения фальшивым и глупым.
– Все неправда, – сказала Маша, закрывая файл на компьютере и злясь на себя.
– Точно! – отозвался Костя, заглядывая в комнату. – Мам, пойдем завтракать, дядя Сережа зовет.
За блинами Маша пожаловалась на неуклюжий сценарий, и Костя посоветовал ей не искажать правду и честно написать, что врать можно и нужно.
– Только врать по-умному, – добавил он, макая скрученный в трубочку блин в смесь сметаны и вишневого варенья.
– А ты, значит, врешь по-умному, да? – заинтересовалась Маша подходом сына.
– Само собой. То есть нет, конечно, я тебе вообще не вру!
– Ну да, ври больше!
Пока Маша с Костей в шутку спорили, Бабкин задумчиво жевал блин.
– Дядя Сережа, вам сейчас блинов не останется. Мама все съест.
– Это ты все съешь, а не мама. И не ляпай вареньем на скатерть, Костя!
– А я не ляпаю, оно само капает!
– Машка, – сказал Сергей, и Костя с Машей прекратили препираться, – слушай, а ведь и в самом деле врать надо по-умному.
– Ты о чем?
– Я о Катерине и ее семье.
Маша испытующе глянула на него.
– Ты хочешь сказать, что девочка нам врет? Нет, не желаю даже рассматривать такую возможность.
– Мам, а почему ты ее называешь девочкой? Она же взрослая!
– Взрослая-взрослая, – кивнул Бабкин. – Только младше нас с твоей мамой. Нет, я не хочу сказать, что она врет. Но история, которую рассказали ей муж со свекровью, при ближайшем рассмотрении кажется мне совершенно неправдоподобной.
– Почему?
– А что за ростовская мафия, у которой такие длинные щупальца, что она должника с его семьей даже в Москве достанет? Кстати, кто знает, что они в Москве? Вспомни: Катерина работает за всех, потому что семейству нельзя выходить из дома. Якобы приспешники мафии тут же увидят их, опознают и схватят. Но это же чушь!
– Да, странно, – признала Маша, не придавшая этому факту в рассказе Кати большого значения.
– Если быть последовательными, тогда и Катерине нельзя выходить из дома.
– Тогда им жить будет не на что.
– Вот именно. То есть выходить нельзя, но если очень хочется кушать, то можно. А все, что касается русалки, вообще сплошная тайна. Зачем парню убивать коллекционера? Зачем прятать фигурку у себя под ванной?
– Ты рассуждаешь со своей точки зрения. А он вполне мог верить, что русалка и впрямь магическая. Тогда все объяснимо.
– Неужели? Тогда как он узнал о фигурке, если жена ему ничего не рассказывала? Бред какой-то. Слишком много явных глупостей и несостыковок. Мы вчера разговаривали с Макаром, он сказал то же самое, слово в слово.
– Как он, кстати? Я вчера уснула, а вы там сидели до самого утра…
– Как-как… Рисует свои сумасшедшие рисунки, сегодня собирался ехать к вдове одного коллекционера, поговорить о русалке. Понимаешь, он рассчитывал, что фигурка может вывести его на Сковородова. И вот она – фигурка, а Сковородов неизвестно где. И непонятно даже, с какого конца его искать, раз Вотчин мертв. В этой истории одно противоречит другому.
– Что ты будешь теперь делать?
– Для начала позвоню в Ростов. Слишком дурацкая эта история с побегом от бандитов, чтобы можно было в нее поверить.
– Мне кажется, что Катю используют, – подумав, сказала Маша. – А она еще слишком мало видела и знает, чтобы это понимать. Посмотри – у нее словно жернов на шее от благодарности своему ничтожному супругу. „Я ему должна!“ А ведь история и в самом деле странная, ты совершенно прав.
– Только давай договоримся, – предупредил Бабкин. – Что бы я ни узнал о прошлой жизни ненаглядного Катерининого супруга, рассказывать об этом ты будешь ей сама!
– Договорились.
Ни к какому следователю в понедельник Катя не пошла, оправдав себя нехваткой времени. И во вторник тоже не пошла. Хотя времени, откровенно говоря, у нее было более чем достаточно – комплект документов для тендера был давно собран, в четверг уже ждали неофициальных результатов, и в „Эврике“ воцарилось относительное затишье. Относительное – потому что, несмотря на затишье, все были какие-то возбужденные, нервные и странные.
Поначалу Катя списывала это на ожидание результатов конкурса, но, нечаянно застав в туалете плачущую Снежану, задумалась. Смешно было предполагать, что Кочетова ревела из-за того, что ее отругала за разгильдяйство Алла Прохоровна, или же она опасалась, что любимая фирма не сможет выиграть миллионный тендер. Дело было в чем-то другом.
„И Шаньский ходит сам не свой, – вспомнила Катя красавца мужчину. – А Эмма Григорьевна недавно повысила голос на уборщицу. Что у них у всех происходит?“
Впрочем, долго она над этим не задумывалась. У нее самой двое суток прошли, как в тумане, наполненные ночами с Андреем, утрами с Андреем, завтраками и ужинами с ним, совместными заходами в маленький магазинчик возле его дома и спорами о том, что есть на ужин. Он был с ней совсем не таким, как раньше, а веселым, ласковым, беззлобно подшучивающим. За прошедшее время она ни разу не слышала, чтобы он заговорил с ней в той отстраненно-ироничной манере, которую предпочитал прежде.
На работу они приходили по отдельности, и без надобности Капитошин старался не подходить к ее столу. Их слишком выдавали взгляды, прикосновения и смех. Он дожидался Катю после работы в машине, отъезжал, останавливался у обочины и начинал жадно целовать, словно брал реванш за все поцелуи, которых у них не случилось днем.
Именно по этой причине Катя и не шла к следователю с рассказом о том, как нашла единственную пропавшую у убитого коллекционера вещь в квартире, снятой ее семьей. Стоило ей остаться одной, как совесть напоминала о том, что она бросила мужа и изменяет ему с коллегой. Совесть тыкала ее острой палочкой в самое чувствительное место, заставляя вспоминать, как самоотверженно Артур вел себя, когда она попала в больницу. Как он занял для нее денег, и они вынуждены были бежать. „Может быть, он и убил, и русалку украл лишь затем, чтобы загадать желание о возвращении к прежней жизни. Он, наверное, не знал, что это обычная деревянная скульптура. Он хотел счастья для всех вас, и для тебя тоже, а ты… С Капитошиным!“
В конце концов Катя нашла для своей совести компромисс: она не возвращается к Артуру, но и не выдает его милиции. Ей самой было противно от такого компромисса, но ничего лучше она не смогла придумать. Совесть на время затихла, но Катя знала – она нашла лишь отсрочку, но не решение проблемы. „Слава богу, хоть мама оставила разговоры о том, что приедет на Новый год, – думала девушка. – До него осталось не так уж много времени“.
В четверг она прибежала на работу к одиннадцати, потому что ездила с водителем за какими-то особенными канцелярскими папками, которые понадобились Кошелеву именно сегодня. И только закрыв за собой стеклянную дверь, сразу поняла, что случилось что-то нехорошее.
Оно витало в воздухе. От него поникли головки желтых хризантем, которые Катя выставила на подоконник в ожидании приезда Натальи Гольц, от него сбилась красная ковровая дорожка, которая почему-то очень нравилась Орлинковой, и никто не удосужился ее расправить. Катя привела дорожку в
