сравнивать!
Он откашлялся, встал, вышел из комнаты и спустя короткое время вернулся с шарфом, обмотанным два раза вокруг шеи. Бабкин поймал себя на том, что с шарфом Илюшин стал выглядеть для него привычнее, чем без оного, и усмехнулся.
– Так вот, – хрипловатым голосом сказал Макар, снова садясь в кресло, – я говорю тебе о том, что если связь, в которой ты так уверен, есть, то ее вычислят и без нас.
– И что же, на этом основании ты предлагаешь нам сидеть, сложа руки?
– На этом основании, друг мой, я предлагаю искать те связи, которых
– В каком смысле? – опешил Бабкин, не всегда готовый к странным поворотам мысли Илюшина. – Что значит – «которых нет?»
– Нам нужно искать связи, о которых не так просто узнать, прослушав телефонные переговоры. О которых тебе вряд ли сообщат свидетели и ничего не скажет слежка. В этом деле, поверь мне, все строится именно на них, а вовсе не на том, что на виду. Они выплывают одна за другой, и наша с тобой задача – выловить их, как рыбу сетью.
– И ты хочешь сказать, – нахмурился Бабкин, – что часть связей такого рода мы уже выловили?
Макар кивнул.
– Какие же, например?
– Например, любовь Полины Чешкиной к Денису Крапивину.
– Что?!
Глядя на изумленное и недоверчивое лицо друга, Макар усмехнулся.
– Не может такого быть, – протянул Сергей, вспоминая черноволосую девушку в ярко-синем свитере и суховатого бледного менеджера. – Ты видел ее? А его? Он – сухарь, клерк, похожий на зомби, а она – художница, творческий человек!
– Ничего ты не понимаешь в творческих людях, – снисходительно отозвался Илюшин. – Ты полагаешь, что творческие девушки должны влюбляться в таких же творческих юношей, рисующих улыбчивые облака и обращающих мало внимания на свою одежду? Уверяю тебя, у внучки Владислава Захаровича достаточно здравого смысла, чтобы не следовать этому. Кстати, раз уж мы заговорили о Полине Чешкиной, должен тебе сказать, что ты кое-что недооцениваешь.
– Чего же?
– Роль Дениса Крапивина в этом деле.
Глава 11
Полина вышла из школы, пересекла двор по дорожке между голыми деревьями, которые уже через месяц должны зазеленеть, остановилась возле машины, ища ключи в своей объемной сумке. Она любила просторные сумки-торбы, но у них имелся один большой недостаток: Полина вечно теряла в них разные предметы, от ключей до книжек. Сегодня ребята в кружке, где она вела занятия, иллюстрировали японскую сказку о черепахе и обезьяне, и двенадцать их работ лежали в сумке между листами толстой книги – чтобы не помялись. Но ключи... найти ключи от машины между блокнотом, бутылочкой с водой, телефоном и прочими полезными и бесполезными вещами оказалось совершенно невозможно.
– Опять ключи ищешь?
Она замерла над сумкой лишь на секунду, а затем снова принялась шарить в ней рукой, но теперь без всякого смысла, чтобы изобразить видимость действий. Рассердившись на себя за глупое притворство, Полина обернулась к Денису, оставив сумку в покое.
– Между книгой и ближней стенкой сумки, – скучным голосом сказал он.
– Что?
– Ключи, которые ты ищешь. Они всегда у тебя там, когда ты возишь с собой книгу.
Она молчала, потому что сказать ей было нечего. Он выглядел плохо, очень плохо – глаза прочерчены лопнувшими сосудиками, веки – в синих прожилках, но был так же чисто выбрит, как и всегда, и пальто сидело на нем безукоризненно. «Манекен».
– Полина...
Его голос сорвался, ушел в хрип, и ему пришлось откашляться, чтобы продолжить.
– Полина, прости меня.
Он сделал к ней шаг, но девушка непроизвольно отшатнулась, и это заставило Крапивина остановиться.
– Я... Прошу тебя, скажи, что я должен сделать, чтобы ты простила меня! – вырвалось у него, и на долю секунды она почувствовала острую жалость, отзывающуюся болью в горле. Он казался больным, он казался невероятно несчастным и жалким.
– Не могу, – одними губами сказала она, но он понял.
– Но почему? – Лицо его, и без того бледное и нездоровое, побледнело еще больше.
Она отвела глаза, глядя на выщербленный асфальт под ногами – весь в мелких лужицах, в которых отражались кусочки неба. Поймав один синий кусочек и удерживая его взглядом, Полина прошептала то, что не могла сказать, глядя на Дениса.
– Потому что ты виноват в его смерти.
Она не смотрела на Крапивина и потому не увидела, как изменилось его лицо. Ужас, отразившийся на нем, сменился тоской, и вдруг оно застыло, словно лишившись всякого выражения. Он шагнул назад, не отводя взгляда от Полины, отвернулся и пошел прочь, не оборачиваясь.
Она не поднимала глаз до тех пор, пока не почувствовала, что он исчез за углом школы. Во взгляде ее застыла безнадежность человека, лишившегося счастья и понимающего, что случилось это по его собственной вине. Пальцы замерзли, хотя день был не холодный, и ей с трудом удалось расстегнуть верхние пуговицы пальто, которое отчего-то стало тяжелым, тянущим ее вниз, давящим на плечи.
Ключи оказались там, куда она всегда их бросала, когда брала с собой книгу, – между обложкой и ближней стенкой сумки.
Полина вернулась домой, вошла в квартиру, села на корточки и привалилась к стене. Обычно дом помогал ей, но сегодня Денис Крапивин застал ее врасплох, и она никак не могла прийти в себя. Напротив висел ее рисунок – стены песочного дворца, за которыми поднимается море, – и она задержала взгляд на оплывающей башенке. Один из самых ранних ее рисунков, полудетских, очень любимый дедом.
Стоило ей вспомнить о нем, как зазвонил телефон. Она знала, что звонит дед, еще до того, как увидела номер, высветившийся на определителе.
– Поленька, Швейцарца нашего арестовали, – сказал он взволнованно, не поздоровавшись. – Ты можешь себе представить? Арестовали за убийство Димы.
Новость об аресте Семена Швейцмана разнеслась быстро. Макар с Сергеем знали о ней через час после того, как Полина, услышав об этом от деда, ахнула:
– Кого?! Семена? Не может быть! За что его арестовывать, он ни в чем не виноват!
– Не арестовали, а задержали, – уточнил Бабкин, осторожно наведя справки через Мишу Кроткого, решив, что в данном случае его интерес к делу не может им ничем повредить. – Так я и думал, что по взрывчатке выйдут на исполнителя.
Позже выяснилось, что оперативная группа, работавшая по этому направлению, нашла несколько сохранившихся фрагментов взрывного механизма. Сопоставление их с базой данных вывело следователя на другое преступление, совершенное десять лет назад аналогичным способом. Человек, отсидевший по тому делу, оказался бывшим спецназовцем, имевшим опыт работы с взрывными устройствами. Звали его Петр Петрович Арефьев.
– Заряд был заложен в двух местах: под бензобаком и в шлеме, – объяснял Сергей Илюшину. – Сработал от дистанционного сигнала. Устройство кустарное, исполнитель перестарался с тем зарядом, что был в самом мотоцикле, и оттого взрыв получился слишком мощным. Много ли там нужно...
Для того чтобы спрятать вторую часть заряда в шлеме, требовался доступ к нему. Это означало, что со шлемом поработал кто-то из тех, кого Силотский хорошо знал и кто мог беспрепятственно взять его шлем минимум на час, не вызывая подозрений.
– Внутри шлема есть так называемый слой безопасности, в нем-то и замаскировали взрывчатку. Под «скорлупой», то есть под внешней оболочкой шлема. Но для этого, как ты понимаешь, требовалось
