разрезать внутренний наполнитель, а потом аккуратно зашить его снова. Логично предположить, что один человек – знакомый Силотского – воспользовавшись подвернувшейся ситуацией, взял его шлем, а второй проделал всю работу.
Выйдя на предполагаемого изготовителя взрывчатки, следственно-оперативная группа выяснила, что он ходил в тот же спортивный зал, где занимались Силотский и Швейцман. Свидетели показали, что он был знаком с обоими и не раз беседовал с Семеном Давыдовичем. После проверки телефонных звонков бывшего спецназовца установили, что спустя полчаса после взрыва им был сделан телефонный звонок – один- единственный, на номер, который был зарегистрирован на Семена Швейцмана.
– Этого было бы недостаточно для задержания, – говорил Бабкин. – Но нашлись свидетели, которые подтвердили: Швейцарец хотел приобрести бизнес Силотского, и наш Ланселот даже собирался продать ему «Броню», но потом отчего-то передумал. Его маленький друг выразил Дмитрию Арсеньевичу крайнее неодобрение такими действиями.
– Неужели угрожал?
– Как ты догадался? – усмехнулся Сергей. – Именно так.
Секретарша Дмитрия Силотского показала на допросе, что Семен Давыдович приезжал в «Броню» примерно за два месяца до гибели ее шефа. У него состоялся разговор с Силотским, и девушка через дверь слышала, как Швейцман, повысив голос, заявил о том, что Дмитрий Арсеньевич нарушает предыдущие договоренности.
«Потом он стал говорить тихо, – рассказала она, – и я ничего не могла расслышать, но Дмитрий Арсеньевич ответил ему немного удивленно: „Сенька, ты угрожаешь мне, что ли?“ Его друг снова что-то пробубнил в ответ, а Дмитрий Арсеньевич рассмеялся и сказал: „А вот убивать меня не надо. Я тебе живым еще пригожусь“. Я запомнила, потому что через несколько секунд его друг выскочил из кабинета очень рассерженный и хлопнул дверью, а потом шеф попросил меня принести ему кофе, и вид у него был встревоженный».
Нашлись и другие свидетели, подтвердившие намерение Семена Швейцмана приобрести фирму Дмитрия Силотского, а также намерение самого Силотского продать ее. Причина, по которой владелец «Брони» передумал, осталась неизвестной, но реакция Швейцмана оказалась очень резкой.
Семена Давыдовича Швейцмана задержали, продержали двое суток, допрашивая.
И отпустили.
Задержанный спецназовец молчал, не отвечая ни на один вопрос. В его доме не нашли ни единого доказательства, свидетельствовавшего о том, что он изготовил взрывное устройство, аналогичное тому, что было использовано им десять лет назад.
Сам Швейцман, полностью отрицая связь со взрывником, не мог объяснить, зачем тот звонил ему в день убийства, и не помнил, о чем они разговаривали. Алиби его не подтверждалось свидетелями, но это не имело значения: оснований для ареста не было.
– Тебе не кажется странным, что Швейцарца не арестовали? – спросил Макар у Бабкина двумя днями позднее, когда стало известно, что Семен вернулся домой.
– А что ему могли предъявить в качестве обвинения? – вопросом на вопрос ответил тот. – Голый мотив? Этого недостаточно. Тот факт, что Арефьев звонил ему в день убийства? Это легко можно объяснить совпадением: они занимаются в одном зале, обменялись номерами телефонов, и тот, к примеру, хотел узнать что-нибудь о расписании работы тренеров. То, что Швейцман не помнит, о чем они разговаривали, не преступление.
– А угрозы?
– Угрозы – это еще не убийство. Как привязать Швейцмана к взрыву или хотя бы к тому, что он оплатил этот взрыв, – вот в чем загвоздка. Это, мой охрипший друг, куда сложнее, чем кажется со стороны.
Несмотря на насмешки, Сергей про себя сочувствовал Макару. Последние два дня он казался выбитым из колеи и даже несколько растерянным, чего с Илюшиным почти никогда не случалось. На рисунках он изображал одно и то же – скачущего всадника с копьем наперевес. Вокруг всадника оставалось пустое пространство – сколько Макар ни сидел в задумчивости над листом, на бумаге не появлялось ни единого штриха. Он выкидывал лист, брал новый, и снова безрезультатно.
Сергей, пользуясь вынужденным бездействием, работал над тем, что Макар считал знать излишним, – над связями Владимира Качкова. Бабкин пытался поговорить с его женой, Анной Леонидовной, с которой в первый раз встречался Илюшин, но наткнулся на неприкрытую агрессию. «Я знаю, где эта сволочь! – визжала женщина, загораживая ему вход в квартиру. За спиной ее маячили две любопытные мальчишеские рожицы, мальцов крик матери ничуть не пугал. – С проституткой своей укатил! Как детей ему рожать – так Анюта, как кормить-поить – опять Анюта, а как развлекаться с денежками – так чужая баба! Чтоб его нашли, скота такого, и посадили!»
Бабкин попробовал объяснить, что он как раз и хочет найти ее сбежавшего супруга, но Качкова тут же замолчала, насторожилась и зло сверкнула глазами. По ее лицу он легко мог прочитать нехитрые мысли. «А вдруг Володька за мной вернется? – размышляла Анна Леонидовна. – И не дура ли я буду, если сдам его? Останусь и без мужа, и без денег».
Она захлопнула дверь перед носом Сергея, и он услышал ее визгливый голос, обращенный к детям.
– Не вызывает у меня доверия эта дамочка, – сказал он, вернувшись к Макару несолоно хлебавши. – Она может и притворяться. Слишком уж агрессивна и напориста: агрессию легко изобразить.
Илюшин кивнул, но ничего не ответил. Очередной всадник с копьем отправился в мусорную корзину.
– Денис, поговори со мной.
Голос Швейцарца в трубке звучал вымученно. Крапивин подумал, что он делает над собой усилие, чтобы говорить.
– От меня шарахаются, как от зачумленного, – жалобно продолжал Сенька. – Риты дома нет, в офис ехать не могу, сам себя ощущаю преступником. Давай встретимся, поговорим... Или у тебя много дел?
Последнюю фразу Швейцман произнес совсем другим голосом, более сдержанным и собранным. «Боится, что я не захочу с ним встречаться, – подумал Крапивин. – Оставляет мне место для маневра. Хороший человек Сенька, заботится о друзьях. Точнее, о друге».
Кривая улыбка появилась на его лице, и усилием воли Денис заставил ее исчезнуть. Всего полчаса назад он вернулся со встречи с Ольгой Силотской, продолжавшей цепляться за него, искавшей успокоения в разговорах с ним – воплощенным здравомыслием, и вот следующий на очереди. Ольга не знала, как вести себя с Семеном, и, кажется, уже не была уверена ни в чем, в том числе и в его невиновности. «Я убедил ее. Я хороший друг».
– Давай там же, где и в прошлый раз, – сказал Денис. – Через час, хорошо?
Он ожидал, что Сенька начнет подробно рассказывать о последних двух днях, попросит его совета, но Швейцарец молча пил кофе, не глядя на него. Крапивин немного растерялся. Он привык, что из них двоих первым всегда заговаривает Сенька: вываливает все свои новости, передает впечатления, делится наболевшим, а он, Денис, в конце концов только подытоживает то, что ему самому кажется главным. Но сегодня Швейцман молчал, и это было непривычным и неправильным.
– Плохо выглядишь. – Швейцарец прервал молчание, и снова не той фразой, которую ожидал услышать Крапивин. – Что с тобой?
– Не выспался.
– Заметно. Отдохнуть бы тебе, Денис. Отпуск можешь взять?
– Отпуск? Как-то не задумывался...
– А ты задумайся. Хочешь, вместе куда-нибудь поедем?
Крапивин поднял на него потухший взгляд, в котором вдруг что-то промелькнуло.
– Вместе? – тихо повторил он, подумав, что они со Швейцарцем и в самом деле могли бы поехать куда- нибудь вместе. Не в Турцию или Египет, а на Байкал или в Карелию...Он уже не помнит, когда последний раз был в отпуске, к тому же он совершенно не умеет отдыхать. Смешно, что человек, привыкший к одиночеству, не умеет отдыхать один.
– Ну да, вдвоем. Ритка меня отпустит, и махнули бы мы с тобой на недельку куда-нибудь... Попозже, когда этот дурдом закончится.
Крапивин хотел ответить, что согласен, но открыл рот и чуть не поперхнулся: он увидел, что по правой
