Рыцарь нашего времени

– Около двух недель, – тотчас отозвался муж из-за полуоткрытой двери. – Обычно их отлучают от матери-крысы в месяц с небольшим...

Деятельный ум Риты заработал.

– О чем ты только думал, когда его брал? – сердито осведомилась она, вставая и закрывая крысенка крышкой, в которой только сейчас заметила дырки для вентиляции. – Так... Раз уж ты все это затеял, позвони Светке-кошководу и спроси, занимается ли ее сказочный ветеринар крысами. Найди ему – крысенышу, не ветеринару! – другое место, я не хочу закрывать окно, а из него дует. И включи компьютер, мне нужен крысиный форум.

Пока она разговаривала по телефону с подругой, выясняя подробности выхаживания новорожденных крысят, Семен сделал странную вещь: встал перед зеркалом, подмигнул отражению и одобрительно похлопал себя по пухлой щеке.

– О чем я только думал, когда его брал? – шепотом повторил он. – Уж конечно, не о крысе.

Глава 14

Дверь Макару и Сергею открыла сама Томша.

– Зачем на этот раз пришли? – сухо спросила она, не паясничая. – Если хотите скульптуру купить – пожалуйста, а языками чесать – так чешитесь друг о друга.

– Силотского задержали, – сообщил ей Макар. – Он, оказывается, живой и относительно здоровый.

– Знаю. Новости с утра смотрела. И что? Посадят теперь красавчика, дело закроют. Мне же лучше – перестанете в мастерскую шляться.

– Это дело, конечно же, закроют, – согласился Илюшин, делая упор на слове «это». – Но ведь есть и другое, не правда ли, Мария Сергеевна?

Томша откинула голову на короткой шее, впилась в него жестким взглядом, затем посмотрела на Сергея.

Тот стоял с непроницаемым лицом. Макар рассказал ему в машине, зачем они едут, и он не поверил Илюшину – настолько диким и бессмысленным показалось ему услышанное. А главное – не подтвержденным никакими доказательствами, поскольку то, что в качестве доказательств представил ему Илюшин, таковыми для Сергея не являлось. Не могло, просто не могло оказаться так, что...

– Ну заходите, коль пришли, красавчики.

Томша отошла, пропуская их в квартиру.

В центре комнаты она встала, уставилась на Макара вызывающе. Она совсем не интересовалась Сергеем, не поглаживала его бесстыдным взглядом, все внимание устремив на Илюшина.

– Что за второе дело? Выкладывай, красивый, если есть что сказать, а нечего – так проваливай, дай поспать старой тетке.

Не обращая на нее внимания, Макар прошелся по мастерской, разглядывая скульптуры.

– Да, Владислав Захарович, конечно же, был прав, – заметил он вполголоса. – На это способен любой выпускник художественного вуза. Эпатаж без таланта превращается в насмешку над самим собой, что мы и видим из ваших так называемых работ.

Томша быстро подбежала к нему, мелко семеня, и Бабкину показалось, что она сейчас ударит Илюшина, но она не ударила, а лишь прошипела ему в лицо, почти не шевеля губами:

– Твой Чешкин – ничтожество! Бездарность! Из науки его выставили пинком под зад, так он начал картины собирать, а сам-то ничего не умеет! Даже на поделки не способен! Все, что может, – других охаивать, плеваться презрением, как верблюд. Старый кастрат!

– Поэтому вы убили его внука? – вежливо поинтересовался Илюшин.

Томша осеклась, губы плотно сомкнулись в красного червяка, так что линия между ними стала почти неразличимой. Глаза выкатились, в следующий миг губы разжались, и между ними запузырилась слюна. Сергей испугался, что сейчас она забьется в эпилептическом припадке, но Томша, сделав шаг назад, отвернулась от них, постояла неподвижно, напомнив Бабкину встречу на кладбище, когда со спины он принял ее за мужчину, а затем повернулась. Лицо ее стало спокойным, расслабленным, слюна исчезла, и губы опять кривились в полуулыбке, от которой на Бабкина повеяло холодным ужасом.

– Что несешь-то, красивый? – почти весело осведомилась она у Илюшина. – Тебя твой шкаф, – она кивнула на Сергея, – по голове крепко приложил? Колька с собой покончил, это все знают.

– Ну что вы, Мария Сергеевна! – возразил Макар почти благодушным тоном. – Никак он не мог с собой покончить, это совершенно очевидно.

– С чего же тебе это очевидно?

Не дожидаясь разрешения, Илюшин сел на стул, закинув ногу на ногу, и задумчиво посмотрел на Томшу. Бабкин чувствовал, что ее выводит из себя его невозмутимая манера держаться, но она пытается это скрыть.

– Во-первых, – сказал Макар, – была свидетельница, которая видела, как Николай выпал из окна. Из ее рассказа понятно, что произошло убийство, а никак не самоубийство.

– Врешь, сволочь!

– Нет, Мария Сергеевна, не вру. Нам она сказала, что видела, как Чешкин перевалился через подоконник и упал, но до того его ангельская душа успела покинуть тело. А теперь скажите – вы где-нибудь видели ангельские души, вылетающие из тела в тот момент, когда человек только готовится покончить с собой? Ведь это, по ее словам, случилось не тогда, когда он ударился о землю и умер, а когда он решил прыгнуть. Да-да, Мария Сергеевна, белая фигура за его спиной! Она видела не ангела, она видела человека.

Томша издала короткий смешок, но Макара он не остановил.

– Я знал о том, что произошло убийство, а вовсе не самоубийство, уже тогда, когда разговаривал с ней, потому что после визита к Чешкиным у меня не осталось в этом никаких сомнений. Женщина подтвердила мою уверенность, и к тому же указала, в каком направлении искать убийцу.

– Откуда же ты мог это знать, красивый ты мой? – растянув рот в одну сторону, словно пытаясь улыбнуться половиной лица, поинтересовалась Томша.

– Я видел рассказ, который Чешкин написал перед смертью. Сергей тоже его читал. Это сказка, в основу которой положена история Андерсена о платье короля. Я не поэт и не писатель – и слава богу! – но я прочел то, что писал Чешкин, и одно могу сказать точно: это была неоконченная история. Вы понимаете? Он только начал ее писать, потому что пока Силотский с ним сидел, Чешкину пришла в голову какая-то мысль; он признался, что его нисколько не огорчит уход друга, потому что ему не терпится сесть и писать. Чешкин так и поступил: даже не закрыв дверь за Силотским, сел за стол, потому что в голове у него созрела сказка-фантазия, требующая выхода. Он написал самое начало и оборвал его на фразе: «Побежал по пыльной дороге догонять короля и портных».

Илюшин щелкнул пальцами, словно сделав важное открытие, и Томша едва заметно вздрогнула.

– Но ведь ясно, что это не конец! Любому, читавшему этот текст, понятно, что с мальчиком потом должно что-то случиться, как и с королем, и с портными... Всего лишь завязка истории, и я удивлен, что такая очевидная мысль не пришла в голову ни Полине, ни ее деду, иначе они не стали бы винить себя в смерти Коли. Пока он писал, в квартиру поднялся убийца. Дверь после ухода Силотского осталась открытой, но для убийцы это не имело значения: он мог позвонить, и Чешкин открыл бы, потому что знал его. Убийца зашел в комнату, что-то сказал Коле – может быть, пошутил насчет своего визита и объяснил, что Ланселот стоит внизу, под Колиным окном, и у него придуман какой-то сюрприз для Чешкина. Тот выключил свет, подошел к окну, стал вглядываться в темноту, пытаясь рассмотреть своего друга. Его толкнули в спину, он закричал и упал. И разбился насмерть.

Бабкин стоял неподвижно, не сводя глаз с Томши, рот которой по-прежнему кривился на одну сторону, но это было похоже не на улыбку, а на судорогу.

– Если мы вспомним, что вы, Мария Сергеевна, вернулись домой уже после того, как к вам приехал Силотский, и были вы, по вашему собственному признанию, одеты в пальто, накинутое на белую сорочку, то мы получим ответ на вопрос, кто убийца.

Он развел руками, словно показывая, как это просто и очевидно.

– И вы сами только что ответили на вопрос, зачем вы убили Колю Чешкина – еще до того, как я вам его задал. Затем, что вы, как и Силотский, полны непомерной гордыни, и в этом с ним очень похожи. Силотского отвергли его друзья, а вас – старый Владислав Захарович, не оценивший вашего таланта,