Дело в том, что при некоторых содержаниях кремния эти сплавы начинают разлагаться при наличии влаги в воздухе. Разложение идет с выделением газов фосфидов и арсенидов — водородистых фосфора и мышьяка. Эти газы в смеси с воздухом образуют взрывоопасную смесь. Когда поняли, в чем дело, то трюмы начали вентилировать, и взрывов больше не было, но от этого страха в ГОСТы на кремнистые сплавы вошло положение о том, что мелкие фракции (мелкие кусочки) этих сплавов должны затариваться в стальные герметичные барабаны (бочки). У нас было отлаженное производство этих барабанов и проблем не было — если потребитель просил мелкую фракцию, то мы затаривали ее, предъявляя потребителю счет за эту услугу.
Но вот нам дали заказ на производство силикохрома фракции 0-20 мм для нашего же родственного предприятия — для ЧЭМК. Он использовал наш силикохром для производства безуглеродистого феррохрома. Но что значит отправить сплав в барабанах? Это значит, что помимо того, что нужно изготовить барабаны из довольно дефицитного холоднокатанного стального листа, еще нужно из специального бункера отдозировать силикохром в барабаны, после чего тщательно и герметично закупорить их, затем, используя массу ручного труда, загрузить эти барабаны в крытые вагоны. А на ЧЭМКе все шло в обратном порядке: они, используя массу ручного труда, вытаскивали барабаны из крытых вагонов, откупоривали их и ссыпали силикохром в приямки, откуда грейферный кран подавал его в печные бункера. Сами же барабаны (то, что от них осталось) выбрасывались в металлолом.
А если поставлять на ЧЭМК мелкий силикохром, как обычный сплав (насыпью в полувагонах), то тогда у нас банки с мелким силикохромом мостовой кран практически без участия людей перевернет в полувагоны и все. А на ЧЭМКе прямо в плавильном цехе грузчики откроют люки этих полувагонов, и силикохром сам ссыплется в приямки. И — вся работа. Полувагоны открыты, если даже силикохром и намочит дождем, даже если из сплава и выделятся мизерные дозы фосфидов и арсенидов, то их выдует по дороге, и какая-либо опасность взрывов начисто исключена. То есть в этом конкретном случае вся эта возня с барабанами была совершенно ненужным идиотизмом.
Интересно, что когда мы запустили участок по изготовлению барабанов, то размечтались облегчить себе выполнение плана по экспорту в денежном выражении и предложили западным покупателям получать от нас ферросилиций в барабанах за отдельную плату, естественно. Они довольно долго думали, но потом сообщили, что согласны принимать наши сплавы в барабанах, но если мы им будем платить за то, что они будут выгружать барабаны из вагонов в порту Роттердама, раскупоривать их, высыпать ферросилиций в кучу на причале, из которой грейферный кран будет перегружать ферросилиций в трюмы судов. Мы, само собой, от этой мечты отказались.
Так вот, ЧМЭК попросил нас не маяться дурью с барабанами, а грузить им силикохром в полувагонах навалом. Это требование покупателя, причем разумное, дающее экономию и нам, и стране, и мы так и поступили. А эти сраные контролеры из ЛГН, которые о качестве продукции не имеют и приблизительного понятия, проверяя наш завод, вменили нам это в преступление и изъяли в бюджет всю стоимость поставленного на ЧМЭК силикохрома. И эти отчитались, сволочи, в своей полезной работе. Завод лишился премии, а они обеспечили получение своей зарплаты. И никакие жалобы, и протесты ни в какие органы не имели успеха — у всех стеклянные глаза и тупое: «Партия взяла курс на повышение качества продукции, а вы ГОСТ нарушаете».
Мало этих инспекций? Ну, давайте я вам расскажу об инспекции, контролирующей расход огнеупорного кирпича. Была и такая. Мы получали по году около 20 тысяч тонн огнеупорного кирпича, а он считался строго фондируемым, и его нельзя было продавать на сторону. Но как-то осенью один из совхозов района не успел отремонтировать свою котельную именно из-за того, что ему задержали поставки этого кирпича. Мой предшественник на должности зама по коммерции В. Мельберг и сам бы, наверное, этому совхозу помог, но тут еще и райком партии обратился в горком КПСС, а тот написал на завод письмо. Вот Мельберг и подписал продажу 18 тонн шамота этому совхозу, а инспекция это выяснила, оштрафовала завод на всю стоимость этих 18 тонн шамота, проданных этому совхозу, а суд заставил лично Мельберга всю сумму штрафа выплатить, т. е. получилось, что Мельберг из своей зарплаты подготовил этот совхоз к зиме.
Мало и этого случая? Тогда могу рассказать об инспекции, которая контролировала расход бензина, а какую песню могу спеть про предшественников нынешних зеленых придурков — про инспекцию по охране окружающей среды! Но все же самыми мерзкими, самыми гнусными и самыми подлыми контролерами были, само собой, прокуратура и суд. Самыми гнусными потому, что именно от прокуратуры и суда все ждут справедливости, именно в этих органах люди меньше всего ожидают увидеть моральных уродов, которых волнуют только деньги и спокойная жизнь.
В начале 80-х у нас в течение нескольких лет было осуждено за нарушение правил техники безопасности 23 цеховых инженерно-технических работника, причем в этих делах страшно было то, что практически все они были совершенно невиновны. Мы разбирали все случаи и пришли к выводу, что только в одном случае из 23-х мастера можно обвинить, да и то формально. Случай такой. В котельную для помощи в ремонте направили рабочих из других цехов, и мастер котельной поставил их на различные работы, а одному поручил «пробить» бункер со шлаком, т. е. в этом бункере шлак слежался и не проваливался в горловину. Этот работяга встал под этой горловиной и снизу стал тыкать в шлак прутом, а когда пробил слежалость, то весь бункер горячего шлака рухнул, естественно, на него. Рабочий погиб. Идиотизм этого рабочего полнейший, но все же мы исходили из того, что он пришел из другого цеха, что мастеру все же нужно было самому показать этому работяге, как нужно работать. И вот «натягивая» вину на инженера в этом случае, мы никак не могли выявить вины ИТР в остальных.
Ну, вот, скажем, крановщик разливочного пролета поднимает крюк крана, и когда он поднялся к балкам моста, крановщику надо было подъем остановить, но он то ли отвлекся, то ли понадеялся на концевой выключатель, который автоматически должен остановить подъем при приближении крюка крана к балкам моста. Но концевик не сработал, крановая лебедка оборвала трос, и крюк с траверсой упали. В любом случае в этом обрыве троса виноват крановщик, который не остановил подъем, и крановая бригада, которая не проверила надежность работы концевых выключателей. Все рабочие завода, как впрочем, и почти все в СССР, знали, что под стрелой крана стоять нельзя: табличка «Не стой под стрелой» мне помнится еще с раннего детства. Тем не менее, под этим крюком стоял раззява, хорошо, что в каске. Траверса и крюк упали рядом, но части траверсы задели этого работягу по каске, и он получил черепно- мозговую травму. А начальник смены Володя Атаманицын за эту травму получил от суда два года и отсидел их на зоне в Калкамане. У него как у начальника смены было около сотни рабочих в цехе размером, как я уже писал, с Курский вокзал, причем сразу на нескольких этажах и еще и в отдельном здании склада. Если начальник смены контролирует работу печи или 2~3 человек, то остальных своих рабочих он никак не может видеть. В чем тут вина начальника смены? Что он должен был сделать, чтобы один придурок вовремя остановил подъем крюка, а другой не стоял там, где стоять категорически запрещено?
Или вот такой случай. Во всех цехах шихта подавалась ленточными транспортерами, их было на заводе сотни, и что-что, но уж правила безопасности при работе с ними или возле них знали все. В цехе № 6 в середине ночной смены сошла с рельс натяжная тележка транспортера — авария самая обычная, и ее устранение занимает несколько минут. Пультовщица остановила кнопкой этот транспортер и, минуя мастера и начальника смены, сразу позвонила дежурным слесарям, чтобы те поставили тележку на место. Бригадир слесарей и слесарь поднялись наверх к транспортеру, там они проходили мимо щита электроснабжения этого транспортера, и им надо было отключить транспортер и перевернуть табличку на щите, чтобы на ней читалось: «Не включать — работают люди!» Секундная работа, но им было лень, хотя они обязаны были это сделать. Они подошли к тележке, там находился концевой выключатель транспортера, им надо было отжать и зафиксировать его рычаг. Секундная работа, но им было лень, хотя они обязаны были это сделать. И они сразу полезли под тележку ставить ее на рельсы. А в это время к пультовщице подошел симпатичный парень, они заболтались, и тут же звонит дозировщица и просит подать ей шихту, а подавать ее надо было, в том числе, и этим транспортером. И пультовщица, не теряя нити разговора с приятным парнем, начинает тыкать пальчиком в кнопки и включает транспортер, на который она сама только что послала слесарей. Транспортер включается, затягивает под ленту и отрывает слесарю руку, он гибнет. Вскрытие показало, почему слесарям было лень делать обязательную и секундную работу (перевернуть табличку на щите): содержание спирта в желудке слесаря все еще превышало его содержание в крови, т. е. слесари уже на работе выпили, и им стало море по колено. За эту травму суд
