— «Ты спрашиваешь, сколько он прожил? Прожил, продолжив свой век в последователях, оставаясь постоянно в их памяти».
— Ты от меня что-то скрываешь! Это нечестно!
— «Это не означает, что я бы отказался продлить жизнь еще на несколько лет. Я утверждаю также, что ничто не убавило мне счастья жизни, несмотря на то что она подходит к концу. Ибо я подготовился давно к этому дню, который надежда моя жаждет определить мне как последний, но и не было дня, на который я не смотрел бы как на последующий».
— Если ты совсем выжил из ума, мне ничего не остается, кроме как…
— «Зачем спрашиваешь, когда я родился? Каждому свое. Точно так же, как человек маленького роста несовершенен от природы, точно так же жизнь в какой-то короткий отрезок времени может быть несовершенна. Возраст — это нечто внешнее».
— Никто не берется за черенок метлы в свое свободное время просто так, ради развлечения!
— «Не от меня зависит, сколько живу, но от меня зависит, сколько бы я ни жил, быть». Быть, Вишан! То есть прожить жизнь, а не пройти мимо нее!
— Это и есть цель, которая является для тебя главной?
— «Спроси меня, какая самая большая продолжительность жизни? Жить, пока не станешь мудрым. Тот, кто постигнет мудрость, коснется не самой отдаленной цели, а цели самой видной. Он возвратит природе жизнь лучшей, чем та, которую он получил от нее».
— Сократ?
— Сенека!
— Хорошо! Оторвись и послушай меня.
— Бишан, отстань! Дай мне дочитать. Сейчас закончится перерыв, а осталось всего несколько строчек.
— Зачем это ты занимаешься самоподготовкой в умывальной, а мне говоришь, что тебе это не доставляет удовольствия?
— Ты что, чокнутый?
— Ты можешь говорить и на таком жаргоне, который не очень тебя украшает, только объясни мне, что происходит.
— Сначала ты мне скажи, что за дурацкая мысль тебя преследует?
— Моя мысль такова, какой я ее выразил. Ты готовишься стать кадровым военным? Ребята говорили, что, когда ты перед зеркалом авторитетно приказал: «Слушай мою команду», ты преобразился, как маленький Наполеон, когда тот бегал по уголкам сада военной школы.
— Дураки они!
— Если ты не загорелся мыслью стать великим полководцем, значит, ты тронулся.
— Мне жаль, что я тебя разочаровываю, но, насколько я знаю, — ни то и ни другое.
— Если подумать, то может быть и третья версия.
— Хватит этих глупостей, я больше не вытерплю.
— А ради чего же ты говорил о комплексах? Об обезличке, о том, что приходится, как автомату, выполнять какие-то приказы и так далее. Это говорил именно ты, образцовое по собственной инициативе дитя и ученик. Нет, ты вспомни. Разве ты не говорил: «Понимаешь, я должен преодолеть кризис, беря на себя инициативу отрабатывать упражнения дополнительно, в свое свободное время, и никому до меня нет дела»?
Рядовой Стан Д. Стан, укоризненно почмокав губами и не сказав ни слова, повернулся на живот и, опираясь на локти, начал читать, всем своим видом демонстрируя полное безразличие ко мне.
— Ну-ка оставь своего Сократа или я тебя стукну!
— Сенеку!
— Ну пусть Сенеку, да кто бы там ни был! Закрой книгу!
— Чтобы слушать твою чепуху?
— Не дай мне помереть дураком.
— От этого не умирают.
— Знаешь что? Я прошу тебя!
— Ну ладно, слушай, старик. Только хорошенько раскрой уши, потому что повторять я не буду.
— Идет!
— Мой личный кризис имел, так как я уже пережил его, две ступени. Одну, о которой мы с тобой говорили и о которой ты очень хорошо знаешь, я называл растворением в неизвестности. Полное подчинение командам «Направо!», «Налево!», «Кругом!», «Оружие на плечо!», в которых не остается места для тебя как личности, у всех все одинаково. Ведь и ты находил утешение в подобной практике, потому как она освобождала тебя от видений твоего двусмысленного прошлого.
— Оставь в покое мое прошлое!
— Я спрашивал себя, в чем польза, настоятельная необходимость подобных упражнений? Понятно, что надо научиться стрелять из винтовки, орудия, уметь ползать, совершать перебежки, окапываться в траншее, бежать в противогазе, взбираться на стены, на деревья, носить тяжести, бросать гранаты, уметь пройти сквозь огонь и воду, подвергать жизнь опасности, если придется. Все, что необходимо солдату, чтобы защищать родину, жить, бороться и даже умереть во имя нее. Но чего ради ежедневно выполнять различные стойки, повороты, упражнения с оружием, зачем все эти сборы, перестроения и перемещения со строевой песней?
— И сейчас ты все это осознал?
— Ну конечно!
— И сразу же бросился к метле, чтобы заниматься перед зеркалом в умывальной комнате… Что же будет, когда ты начнешь петь строевые песни, ведь ты знаешь, какая там акустика! Ну хорошо, к какому же выводу ты пришел?
— Что все то, что я тебе перечислил, — это неотъемлемая часть солдатской службы, причем на сегодняшний день — во всех армиях. Значит, в этом есть здравый смысл… Безусловно, есть здесь ошибка и сержантов, и лейтенанта, которые не заставили нас понять, в чем смысл этой, на первый взгляд, муштры.
— Ого! Ты уже начал критиковать старших…
— Не перебивай. Если требуется выполнять все эти стойки, повороты и приемы, значит, надо их выполнять как можно правильнее.
— Ну а вторая ступень твоего переломного момента?
— Я понял, что необходимо сформировать определенные навыки, довести до автоматизма и поддерживать их.
— Смотри-ка…
— В этом была наибольшая трудность, причем не столько в самом исполнении, сколько в плане осознания.
— А для чего так необходимо иметь эти навыки с этой твоей новой точки зрения?
— Если ты формируешь и поддерживаешь их посредством тренировки, все становится намного легче и проще, а главное — без нервных затрат.
— А как быть тогда с личной свободой, о которой ты так пекся?
— Да нет, ты не понял. Тебе это может показаться парадоксальным, но именно автоматизм оставляет больше свободы для действий. То есть, не растрачиваясь на второстепенном, ты высвобождаешь себя для главного…
— Ты гений!
— Человек давно открыл преимущества автоматизма, и ему не было стыдно «ставить на автомат» многие свои функции, такие, как дыхание, ходьба, жевание. Если бы ему приходилось концентрировать постоянное внимание на том, как передвигать ноги, как вдыхать и выдыхать, как открывать и закрывать рот, ему бы не оставалось времени ни на что другое. А уж о механизмах адаптации к окружающим условиям, которые создает и без которых не может существовать цивилизация, и говорить нечего.
— Из-за этого ты упражняешься в умывальной?
— Я отстал немного, надо признаться.
