Он совсем не глуп, этот парень! Чувствую, что он начинает оказывать на меня влияние. Что ж, посмотрим. Поднимаюсь на ноги. Нашего взвода и след простыл.
— Ну вот, занимались, Стан, твоими автоматизмами, а они, оказывается, не действуют в отношении времени, отдай их в починку, парень!
Взвод ушел без нас. Но не так страшен черт, как его малюют. Это всего лишь внеочередная смена позиции. Лейтенанту пришла в голову мысль:
— А ну, ребята, соберемся тихо и выясним, есть ли у этих двоих чувство времени и присутствие духа.
Они переместились в долину, слегка поросшую лесом, и принялись копать индивидуальные окопы в соответствии с сегодняшним планом занятий. Нам пришлось работать с удвоенной энергией, чтобы догнать их. Когда закончили, мы были измождены.
Ребята посмеялись над нами от души и нарисовали на нас карикатуру, а лейтенант серьезно заметил, что если на первых порах нам это сошло с рук, то позже подобный проступок может повлечь большие неприятности.
— Правофланговый — рядовой Матей… В походную колонну по четыре — становись!
— Похоже, этот ребенок видит нас насквозь.
— Вздор!
— Мне как-то не по себе. Такое чувство, будто тебя всю ощупывают глазами.
— Смотрит как баран на новые ворота.
— У меня такое впечатление, что он про себя обсуждает нас.
— Он просто ничего не понимает.
— Мне кажется, что он слишком рано созрел. Он выглядит не как обычный ребенок его возраста.
— Это уж точно, не вполне обычный ребенок для своего возраста. Но не в том смысле, в каком вы думаете.
— А вы думаете, что…
— Он тупица. Неизлечимый тупица. На уроке из него ничего не вытянешь. Лучше бы председатель отдал его в школу для умственно отсталых детей, там бы он научился хотя бы щетки делать. У него, видно, от отца высокомерие.
Они говорили у кафедры шепотом. Новая учительница, которая появилась в школе всего лишь несколько дней назад, и классный руководитель, который испытывал потребность поскорее помочь ей сориентироваться. Я не слышал, о чем они говорили, но читал все по губам и по выражениям их лиц, так что новая учительница была в какой-то степени права.
Если и могло меня пугать что-то после того, что со мной произошло, так это открытие в себе странного свойства угадывать мысли людей. Мне казалось, что я могу видеть их насквозь, как через прозрачное стекло, читать их мысли, чувства, угадывать намерения, реакции. И это была не только иллюзия. Я столько раз в том убеждался. Обычно я писал на клочке бумажки, как поступит и что скажет определенное лицо при определенных обстоятельствах, совал эту записку в карман и провоцировал встречу, которая была необходима для моего эксперимента. И каждый раз все происходило точно так, как я и предугадывал.
Возможно, в этом не было ничего необычного. Такой опыт мог с успехом проделать любой ученик, так как большинство наших преподавателей формировали определенный стереотип поведения. Каждый со своими странностями, выражениями, словами-паразитами, манерами, реакциями, слабостями и автоматизмом, что давало возможность обо всех, вместе взятых, в рамках конкретного учебного коллектива сказать: личность ясная, известная.
Однако не у всех моих товарищей было такое болезненное любопытство, как у меня.
Именно в этот период мой отец начал переживать то, что можно было назвать драмой всей его жизни.
Я учился еще в первом классе лицея [19], когда он начал работать в новой административно-территориальной организации страны. Район наш должны были расширить и сделать уездом. Всеобщий подъем охватил жителей нашею города. Значимость и преимущество этого были неоспоримы. Это означало — новые промышленные предприятия, жилые массивы, асфальтированные улицы, канализация, паровое отопление. Отец мой, которого я и так не видел никогда усталым, сейчас словно еще помолодел и стал более деятельным.
— Не пощадим своих сил, товарищи, чтобы быть на высоте тех больших задач, которые стоят перед нами, — говорил он в любых обстоятельствах.
Но высота оказалась очень хрупкой для него.
Вначале было недоумение. Как, мол, могло такое случиться именно с ним, который… Который по призыву партии ушел с железной дороги, стал партийным активистом, ходил из села в село, спал где придется, питался твердыми как камень баранками и колодезной водой. Летом к этому рациону добавлялись фрукты с деревьев, растущих по обочинам дорог. Уехал в школу по подготовке кадров в первую неделю после свадьбы. Принял район, в котором только за один год сменилось четыре председателя, самый тяжелый район в уезде, в период классовой борьбы, изоляции кулачества и привлечения беднейшего крестьянства и середняков к коллективизации хозяйства на добровольных началах. Семнадцать лет стоял во главе района. И выполнял свой долг хорошо. Район всегда был на виду, а однажды даже стал первым в стране. За семнадцать лет отец ни разу не брал отпуска, не был ни на одном курорте: он даже не знал, какого цвета Черное море. Так он трудился. С полной отдачей, готовый на самопожертвование.
Но сейчас на сессиях депутатов, на народных собраниях на различных уровнях обсуждались только вопросы будущего уезда, а доклады об истории района были редкими. Люди вошли во вкус дискуссий, с удовольствием выдвигали предложения и не упускали возможности открыто заявить, что некоторые проблемы можно было бы решить и раньше, если бы не определенная инертность со стороны местных Органов, самоуспокоенность, отсутствие инициативы и тому подобное. На одном из совещаний в области наглядно показали, что 92 процента плана капиталовложений замкнули на областной центр и только 8 процентов отвели районам. Выступивший на совещании отец убежденно критиковал вышестоящие инстанции, которые действительно начиная с 1950 года и до настоящего момента не внесли каких-либо существенных изменений в план развития нашего района.
— Мы не распоряжаемся даже доходами по местному плану. Пока даже налоги за рынок для скота тоже идут в область.
Но критика распространяется как снизу вверх, так и сверху вниз. Стало быть, соответствующий район не просил, не выходил с предложениями, не проявлял никакой инициативы, не отстаивал. Более того, когда какое-то министерство хотело построить в районе такой-то объект, местные власти, вместо того чтобы поддержать инициативу, опоздали с выбором места и представлением министерству предложений по строительству названного объекта, пока соответствующее министерство, поджимаемое сроками, не перевело капиталовложения на другую стройку, где не встретило никаких трудностей.
— Вас самого, товарищ председатель, устраивало до поры до времени положение, при котором не вносились коренные изменения, но так больше продолжаться не будет. Скажите нам открыто, в будущем вы лично…
— Я обязуюсь…
— Вы уверены в том, что обладаете необходимыми данными, чтобы возглавить выполнение стоящих перед районом задач? Ответа мы не требуем немедленно, надо чтобы вы тщательно все проанализировали!
— Следует ли это понимать, что вы во мне сомневаетесь? — спросил отец, сдерживая гнев, и, не ожидая ответа, продолжал: — Правда в том, что нашей основной целью было социалистическое преобразование сельского хозяйства и укрепление именно этого сектора. Однако прежде всех удовлетворяла наша деятельность. Никто не ориентировал нас и не одергивал: что же вы не занимаетесь другими проблемами? Возможно, были ошибки…
— Были. Без «возможно»!
— Но были ли это только мои ошибки? Надо мной стоят товарищ Первый, районный партийный комитет, его секретари, областное начальство. Я работал в соответствии с поставленными ими задачами и инструкциями, которые старался выполнить как можно лучше.
