свою совесть убийством. Не в последнее время, по крайней мере. Я был прав, доверившись Карлайлу, хотя и не желал, чтобы монстру всё так легко сошло с рук. Я питал светлую надежду, что его выдадут в Техас, где до сих пор практикуется смертная казнь…
Нет. Не имеет значения. Больше я не собираюсь думать об этом. Сосредоточусь-ка лучше на том, что действительно важно.
Я покинул комнату Беллы меньше часа назад. И уже умирал от желания снова видеть её.
— Элис, ты не могла бы…
Она прервала меня:
— Розали отвезёт. Она, конечно, прикинется недовольной, но ты же знаешь, на самом деле, она просто ухватится за возможность похвастать своей машиной. — Элис закатилась смехом.
Я усмехнулся.
— Увидимся в школе.
Элис вздохнула, и моя усмешка превратилась в гримасу.
Чтобы не отвечать ей, я поспешил скрыться за дверью. Была и другая точка зрения на ситуацию. А захочет ли Белла знаться с Элис? Иметь подругой вампира?
Мда, зная Беллу… Скорее всего, она ничего не будет иметь против этой идеи.
Я мысленно одёрнул себя. Мало ли чего Белла хочет. Важно, что для неё будет лучше!
Я начал чувствовал себя немного не в своей тарелке, когда припарковал свою машину у дома Беллы. Человеческая поговорка утверждает, что утро вечера мудренее — утром всё воспринимается иначе, чем накануне вечером. Сейчас, в тусклом свете туманного дня, — каким увидит меня Белла? Более или менее зловещим, чем я был под защитным покровом ночи? Улеглась ли в её подсознании правда, пока она спала? И может, теперь она, наконец, испугается?
Прошедшей ночью, однако, Белла видела только сладкие сны. Она опять и опять произносила моё имя и всякий раз улыбалась. Не раз и не два она молила во сне, чтобы я остался. Неужели сегодня это уже ничего не будет значить?
Я беспокойно ждал, прислушиваясь к звукам в доме: вот её быстрые, неровные шаги на лестнице, вот резкий звук рвущейся алюминиевой упаковки, вот затряслось содержимое холодильника, когда она захлопнула его дверцу. Похоже, она сильно торопилась. Не терпелось поскорее попасть в школу? При этой мысли я снова воспрял духом и улыбнулся.
Я взглянул на часы. Принимая во внимание весьма ограниченную подвижность её почтенного грузовика, похоже, что Белла уже немного опаздывала.
Она выскочила из дома, сумка с книгами свалилась с её плеча, волосы, кое-как стянутые на затылке в узел, уже успели выбиться из него и растрепаться. Толстый зелёный свитер плохо защищал её тонкие плечики от промозглого холода туманного утра.
Длинный уродливый свитер был ей слишком велик. Он полностью скрывал её изящную фигуру, превращая её во что-то жутко бесформенное. При виде сего шедевра дизайна я вздохнул и с досадой, и с благодарностью. С досадой — потому что мне бы хотелось видеть её в чём-нибудь столь же изысканном, как её вчерашняя синяя блузка... Мягкая ткань облегала её так соблазнительно, а вырез, достаточно глубокий, завораживал, приковывая взгляд к изящным изгибам ключицы и ямке у основания шеи. Синева струилась по её телу, словно вода...
Нет, будет гораздо лучше, если держать мои греховные мысли подальше от этого самого тела. Поэтому я и был благодарен чудовищному свитеру. Я не имел права на ошибку, а если бы начал потакать своим странным желаниям, заставляющим трепетать при мысли о её губах... коже... теле... — то ошибка могла стать фатальной. Сто предыдущих лет мне были неведомы такие желания. Но я не мог позволить себе даже подумать притронуться к Белле, это было просто невозможно.
Я бы сломал её.
Белла так торопилась, что, развернувшись от двери, едва не пробежала прямо рядом с моей машиной, не заметив её.
И вдруг она резко затормозила, сомкнув колени, как испуганный жеребёнок. Упавшая с плеча сумка чуть не свалилась с руки, а глаза в удивлении широко раскрылись — она увидела мой автомобиль.
Я вышел, даже не пытаясь двигаться с человеческой скоростью, и открыл для неё пассажирскую дверь. Мне больше не было нужды носить при Белле личину — по крайней мере, когда мы одни, я могу быть самим собой.
Она сначала вздрогнула, когда я внезапно материализовался из тумана, а потом взглянула на меня, и замешательство в её глазах сменилось выражением, которое сразу же заставило меня забыть мои тревоги. Я больше не боялся — или, если угодно, не надеялся — что её чувства ко мне изменились за ночь. Радостное изумление, тепло, очарование наполняли её глаза цвета растопленного шоколада.
— Как насчёт того, чтобы сегодня поехать со мной? — спросил я. В отличие от вчерашнего обеда, на этот раз я дал ей выбор. С этого момента она всегда будет выбирать сама.
— Да, спасибо, — прошептала она, без колебаний забираясь в мою машину.
Меня когда-нибудь перестанет бросать в дрожь от того, что я был тем, кому она говорила 'да'? Сомневаюсь.
Я молнией обогнул машину, чтобы поскорее оказаться рядом с ней. Если она и была ошеломлена моим мгновенным возвращением к ней, то ничем этого не показала.
Такого счастья, как сейчас, когда она сидела рядом со мной, я никогда не испытывал раньше. Ни любовь и поддержка семьи, ни многочисленные развлечения и увеселения этого мира не давали такого острого ощущения полноты жизни. Даже осознание того, что всё это, скорее всего, ничем хорошим не кончится, не могло стереть улыбку счастливого упоения с моего лица.
На подголовнике её сиденья висела моя аккуратно сложенная куртка. Я заметил взгляд, который Белла бросила на неё.
— Я привёз тебе куртку. — Меня ведь сегодня утром никто сюда не приглашал, вот я и заготовил себе оправдание — на всякий пожарный. По-моему, совсем даже не плохое: холодно? Холодно. А у неё нет куртки. Настоящий рыцарь не может допустить, чтобы... ну и так далее. — Не хватало ещё тебе заболеть.
— Ну, я не настолько нежная, — сказала она, уставившись мне куда-то в грудь, а не в глаза, как будто боялась встретиться со мной взглядом. Но куртку всё же надела, не дожидаясь моих уговоров или приказаний.
— А по-моему, очень даже нежная, — пробормотал я себе под нос.
Она молча смотрела на дорогу, пока мы неслись к школе. Несколько секунд молчания — это всё, на что я был способен. Меня распирало от желания знать, о чём она сейчас думает, ведь между нами так много изменилось с тех пор, как солнце в последний раз стояло в небе.
— Как, сегодня мы не играем в 'Двадцать вопросов'? — Я вернулся к прежней тактике — 'держись легко!'.
Она заулыбалась, похоже, ей понравилось, что я сам заговорил об этом. — Тебя раздражают мои вопросы?
— Не столько твои вопросы, как твои реакции на мои ответы! — честно ответил я, не в силах сдержать ответную улыбку.
Уголки её рта опустились. — А что не так с моими реакциями?
— В том-то и дело, что всё так! Ты всё воспринимаешь, как должное. Это же неестественно! — До сих пор она ни разу не завопила от ужаса. Разве это нормальная реакция нормального человека? — Вот поэтому я и хочу знать, о чём ты думаешь.
Что бы она ни делала (или не делала), заставляло меня раз за разом повторять тот же самый вопрос: о чём она сейчас думает?
— Я всегда говорю то, что думаю на самом деле.
— Кое-чего ты наверняка не договариваешь.
Белла снова закусила губу. Она не замечала этой своей привычки — неосознанной реакции на любое
