событие, требующее от неё особого внимания.
— Не слишком много.
Ага! Значит, всё-таки что-то она пыталась от меня скрыть! Я разрывался от любопытства:
— Достаточно, чтобы свести меня с ума!
Она помолчала, а затем прошептала:
— Ты же не хочешь об этом слышать.
Мне понадобилось время на то, чтобы восстановить в памяти весь вчерашний разговор, слово за словом, прежде чем я понял, о чём она говорила. Я не мог себе представить, чего не хотел бы от неё услышать. Пришлось изо всех сил напрячь извилины... А потом я вспомнил — наверно, оттого, что её голос приобрёл ту же интонацию, что вчера, и в нём зазвучала та же боль. Лишь один раз я попросил её держать свои мысли при себе: 'Никогда не говори этого', — прорычал я ей. И тогда она заплакала...
Так вот что она пыталась скрыть? Глубину своих чувств ко мне? А ещё — что то, что я монстр, не имело для неё значения? И что для неё нет обратного пути? 'Слишком поздно'?
Я не мог выдавить из себя ни слова — наслаждение и боль слились воедино и стали невыразимы словами. В машине не раздавалось больше ни звука, кроме ритмичного стука её сердца и еле слышного ровного дыхания.
— А где же твои братья и сестры? — неожиданно спросила она.
Я сделал глубокий вдох и впервые за это утро ощутил жгучую боль, причиняемую её ароматом. Я с удовлетворением понял, что стал привыкать и к боли, и жажде. Справивишись с собой, я заговорил будничным тоном:
— Они поехали на машине Розали. — Как раз в это время я припарковался на свободном месте около упомянутого автомобиля. Мне еле удалось не расхохотаться: глаза Беллы полезли на лоб. — Зажмурь глаза, чтобы пылью не запорошило.
— Вау, вот это да. Если у неё такая тачка, зачем она ездит с тобой?
Розали млела бы при такой реакции Беллы… если бы относилась к Белле объективно. Чего, скорее всего, никогда не случится.
— Как я сказал — слишком много пыли в глаза. Мы ведь стараемся не выделяться.
— Что-то вам это не слишком удаётся, — возразила она и беспечно рассмеялась. Этот смех, весёлый и беззаботный, согрел мою холодную, безмолвную грудь, хотя и наполнил при этом голову сомнениями.
— Так почему сегодня Розали решила выставить себя напоказ? — спросила Белла.
— А сама не догадываешься?
Я рассчитывал слегка припугнуть её своим ответом — поэтому Белла, само собой, только улыбнулась.
Она не стала ждать, когдая я открою для неё дверцу, точно так же, как накануне вечером. Здесь, в школе, мне приходилось притворяться нормальным, так что я не мог двигаться достаточно быстро, чтобы опередить её. Что ж, Белле придётся привыкнуть к учтивому обращению, причём привыкнуть как можно скорее.
И опять я шёл так близко к ней, насколько осмеливался, внимательно следя, не выкажет ли она какого-либо недовольства моей близостью. Дважды она протягивала руку в мою сторону, и дважды отдергивала её обратно. Неужели ей хотелось прикоснуться ко мне?.. Я едва справлялся со своим участившимся дыханием.
— Зачем же вам тогда такие машины, если вы не хотите выделяться? — спросила она.
— Потакаем своим дурным наклонностям, — покаялся я. — Все мы любим быструю езду.
— Задаваки, — проворчала она.
Она не взглянула на меня, поэтому не увидела моей ухмылки.
Вот такие изумлённые визги ворвались вдруг в мой мозг. Джессика. Она ждала Беллу, укрывшись от дождя под козырьком крыши столовой. В руках она держала забытую Беллой зимнюю куртку. Глаза её вытаращились от потрясения и неверия.
В следующий момент Белла тоже заметила её. Лицо Джессики в точности отражало царящую у неё в мозгу сумятицу. Щёки Беллы окрасились нежно-розовым.
— Привет, Джессика, — поздоровалась с ней Белла. — Спасибо, что не забыла. — Она протянула руку за курткой, и Джессика в полной прострации без единого слова отдала её.
Мне придётся быть вежливым с друзьями Беллы, неважно, настоящие они друзья или только притворяются.
— Доброе утро, Джессика.
Глаза Джессики совсем вылезли из орбит. Так странно и забавно... а если честно, так даже как-то немного неловко сознавать, что близость Беллы оказала на меня такое... смягчающее воздействие. Позор, Эдвард, похоже, больше тебя никто не боится. Если Эмметт узнает об этом, он будет умирать со смеху до скончания века.
— Эээ… привет, — выдавила Джессика и многозначительно зыркнула на Беллу. — Значит... увидимся на тригонометрии...
Губы Беллы дёрнулись. — Да, увидимся.
Джессика понеслась на свой первый урок, то и дело оглядываясь на нас. Мысли в её голове толклись, как рой разъярённых ос:
Тут её мысли стали совсем бессвязными, и в голову ей полезли такие фантазии, от которых я покраснел бы, если бы мог. И не только потому, что Джессика заменила в них Беллу собой.
Нет, это невозможно! И всё же я... я желал...
Я даже себе боялся в этом признаться. На какие ещё неверные пути я заманю Беллу? Какой из них убьет её?
Я встряхнул головой и постарался вернуться в прежнее, приподнятое настроение.
— Что ты собираешься ей сказать? — спросил я Беллу.
— Эй! — возмущённо прошептала она. — Я думала, ты не можешь читать мои мысли!
— Не могу. — В недоумении я уставился на свою спутницу, пытаясь уразуметь смысл её слов. А, мы, дожно быть, подумали об одном и том же одновременно. Хмм... А мне это нравится! — Ну да всё равно, я могу читать мысли Джессики и предупреждаю — в классе тебя ждёт засада.
Белла застонала и принялась стаскивать с себя мою куртку. Я не ожидал, что она захочет сразу вернуть её: мне и в голову не пришло потребовать свою куртку обратно. Я предпочёл бы, чтобы она оставила её себе — как талисман... Поэтому я замешкался и моя помощь запоздала. Она не глядя сунула мне мою куртку и сразу же надела свою, так и не увидев моих протянутых рук. Я подосадовал, но поспешил убрать недовольство с лица прежде, чем она заметила бы его.
— Так что ты собираешься ей сказать? — настаивал я.
— Ну помоги, а? Что она хочет узнать?
Я с улыбкой отрицательно потряс головой. Не выйдет! Я хочу знать, что она думает без моих посказок!
— Так будет несправедливо.
Её глаза сощурились:
— Да? А то, что ты не делишься тем, что знаешь — это, по-твоему, справедливо?
Она права. Двойные стандарты.
Мы подошли к двери её класса — здесь мы должны были расстаться. Я отвлёкся, раздумывая, как бы
