о сущности реформ высшей школы. Тогда, когда одна группа хотела создать юридическую школу, другие стремились к философской школе, то есть школе для образования общего плана. Волнение постоянно возрастало, и дело доходило даже до уличных демонстраций. Император нашел хороший способ выйти из этой ситуации, организовав философский факультет и школу права». Основание университета произошло якобы в 1045 году, – возможно, это сообщение действительно относится к реальному XI веку, линия № 3. В то же время началось создание школ (переросших к XIII–XIV векам в университеты) в Западной Европе.
Среди авторов линии № 7 назовем Михаила Пселла (976-1077). Его «История» считается весьма ценным источником сведений об XI веке, «несмотря на некоторую пристрастность в изложении». В литературном творчестве Пселл был представителем светского знания, тесно связанного с эллинистической культурой. Среди значительных писателей этого времени называют также Михаила Атталиата:
«Его сохранившиеся сочинения относятся к области истории и юриспруденции. Его история, охватывая период 1034–1079 годов, основанная на личном опыте, дает правдивую картину времени последних македонских правителей и смутного периода. Стиль Михаила Атталиата уже показывает следы искусственного возрождения классицизма, который был столь распространен при Комнинах».
Вслед за XI веком хронологически следует век XII. По «византийской» волне это линия № 6, то есть XIV век, и мы показали его с такой точки зрения. Но ведь был и реальный XII век накануне XIII века, когда, по нашей реконструкции, «античность» только начиналась! Надо подробнее рассмотреть этот предантичный XII век.
Говоря о развитии искусства (см. «Другая история искусства, М., Вече, 2001), мы отметили архаичность произведений XI–XII веков. Это так называемая романская эпоха, переходящая ближе к началу XIII века к готике. Основываясь на классическом искусствознании, мы видим в этой эпохе изделия, сюжеты которых не имеют ничего общего с тематикой, излюбленной в Древних Греции и Риме. Перед нами уродливые, неумелые, далекие от античных идеалов произведения изобразительного искусства. Это известно и художникам и искусствоведам:
«Повсюду повторяется одна и та же орнаментальная схема лица: глаза, обведенные кругами, будто они в очках, длинный прямой нос с изуродованными ноздрями, по большей части крошечные уши, пухлые щеки, схематичные, заплетенные в косички волосы» (Феге).
«Манера, в которой исполнены все эти скульптуры, характеризуется тем, что свойственное прикладному искусству понимание форм, воспитанное на резных из слоновой кости и на золотых чеканных изделиях, перенесено в произведения монументального масштаба» (Дегио).
Как считают искусствоведы, романское искусство «естественно примыкает к позднеантичному христианскому искусству». Каким образом XII век «примыкает» к V веку, они не объясняют. А мы им поможем: посмотрите на стандартную «греческую» синусоиду, и вы увидите, что и в самом деле эти века лежат на одной линии № 4.
Но литература неожиданно дает нам другую картину: наряду с работами неумелыми мы находим весьма изощренную поэзию и прозу, склонную к античной тематике, причем и латинскую и греческую, чего нельзя объяснить даже опережающим развитием словесных искусств по сравнению с изобразительными. Можно для начала предположить, что работы неумелые действительно принадлежат XII веку, но будет ли правильным вывод, что сильные, изощренные произведения «привнесены» сюда по ошибке или умыслу?
Германн Расслабленный. «СЕКВЕНЦИЯ О СВЯТЕЙШЕЙ ТРОИЦЕ»:Троичной Единости,единосущной БожественностиХвала многовидная —Владыке,что в безначальномсамотождестве покоится,как Вечность,Иатриилу дивному;и Слову, собезначальнойОтчей Мудрости зиждительной,от века просиявшей Истине;и Тебе, сих обоихБлаговоление,Параклите сладостный,о, Блаженство святоеи Святость всесветлая!Истинная и благаяВечность,вечная же и благаяИстина.Истинная и вечнаяБлагость!Отче, Эл, Элион,Элоэ, Элион,Иа, Садаи,Свет, Самаин,Ты еси Эйэ, БогСаваоф, неизреченныйАдонаи;от Тебя сотворенныхпомилуй.Петр Дамиани. «НА ВЕЧЕРНЕ»:Царствия небес благородный консул,Мы к тебе взываем с мольбой, да явишьКурию Олимпа для нас отверстой,Апполинарий! Слуг твоих да примет Ключарь небесный,Что утешен много питомца славойИ ликует, вняв, как тебя величитМерное пенье.Ибо ты Равенне, в ночи косневшей,Вверженной во мрак и обман кумиров,Утренней Звездой возблистал с ВостокаПламеннозрачно.Иренея отпрыск, незрячий прежде,Зрит, дивясь, тебя, как светило мира;Ты ж уму отца, как и взору сына,Свет открываешь.Не поможет Фекле врачей искусство,Не помогут сонмы богов безбожных;Но тобой она спасена и к небуОчи подъемлет.Радостно глаголют уста классийца,Что разверсты мощью твоей молитвы,И, слова слагать научившись, славятОтчее Слово.Деву, что двоякой подпала смерти,Воздвигаешь ты от греха и тлена;Се, дыханьем – плоть, благочестьем – сердцеЖивотворится.Славу и хвалу мы Отцу приносим,Что Своих святых возвеличил дивно,С Ним же Сыну честь и Святому ДухуБуди вовеки.Такие простенькие, наивные стихи как раз свойственны эпохе. Но тут же, в сборниках европейских и византийских произведений XII века, опубликованы масштабные литературные полотна, воспевающие античных героев, выполненные в классическом стиле, иногда содержащие прямые обращения к древним авторам. Даже одна лишь разностильность этих работ может вызвать у непредвзятого читателя недоумение, нас же, предлагающих свою хронологию и объясняющих механизм построения традиционной истории, особенно волнует несовпадение стиля с нашей синусоидой.
Для «греческих» работ возможный выход мы показали в предыдущей главе: они должны быть датированы по «византийской» волне синусоиды. Теперь мы покажем, что не только греческие, но и многие латинские произведения XII века нужно отнести к XIV–XV векам; так все приходит в норму: ведь в этих веках мы в изобилии встречаем и сходные литературные приемы, и склонность к антике! Приходится признать, что многих латинских авторов, в том числе и национальных авторов Европы (англичан, французов) следует датировать по «византийской» волне.
Вальтер Шатильонский (XII век). «АЛЕКСАНДРЕИДА»:В детские годы, когда еще были пухом покрытыМальчика щеки, когда на лице не курчавился волос,С Марсом поспорить он не был готов, но всем своим сердцемРвался к оружью: слыхал он не раз, что должны быть подвластныЗемли Пеласгов отцу, но их, подчинив себе, ДарийДержит под игом; и мальчик, разгневан, вскричал, негодуя:«О, как медлительно время течет! Когда же удастсяМне, в смертельном бою, взмахнув мечом засверкавшим,Сбросить персов ярмо? Когда мне удастся, тирануМедленный бег колесницы пресечь нападением быстрым,Войско повергнуть в смятенье? Когда же львенок подниметЗнамя свое? И когда же, увенчанный шлемом, он сможетС мощным сразиться врагом? И разве в своей колыбелиНе был младенцем Алкид, когда двух змей кровожадныхОн, задушив, умертвил? А разве бы я не решилсяПодвиг такой же свершить, когда б до сих пор не внушалоМне ребяческий страх Аристотеля славное имя? В возраст двенадцатилетний – пусть тело еще не окрепло —Доблесть души велика; возмещают цветущая юность,Пылкий задор недостаток годов! И доколь меня будутСыном считать Нектанеба? Нет, выродком я не останусь!»Так он сам с собой говорил в негодующем сердце…Можно ли здесь говорить о «варварском простодушии», столь
