несколько минут приплыла и Кариха. Веслом орудовала сильно и споро, экономя силу: аккуратно прижимала весло к лодке и при взмахе не откидывала далеко. Движения отточены, почти механические — всю жизнь на озере прожила.
Роста она небольшого, сухощавая. Глаза совсем молодые и бойкие. Даже не верилось, что на морщинистом лице, дубленном всеми ветрами, жарой и морозами, могут быть такие чистые, будто росой умытые глаза.
Кариха облюбовала отполированный камень-валун, села на него, положив руки на колени, и поглядела на стекла очков Огневой:
— Пошто глаза-то испортила, молоденькая ведь еще?
— Ничего не поделаешь! Вы, говорят, Аграфена Степановна, много сказок знаете?
— Кто же их не знает? Без сказки-то внучку и спать не уложишь. Ну так что, коли знаю?
— Я вот сказки собираю, потому и приехала к вам.
— Экую забаву нашла, милая, — сказки собирать. Малое дите, что ли?
— Ваши сказки, кроме внучки, кто еще слышал?
— Ну, а как ты думала? Наши деревенские шалуны слышали.
— А надо, чтоб все их знали, не только деревенские. Вот я запишу ваши сказки да в книжке напечатаю.
— Гляди, какая прыткая! Да ты, поди, там меня на смех выставишь. Нет уж, милая, уволь ты меня от этого греха!
— Ох, нехорошо получается, Аграфена Степановна, — покачал головой Григорий Петрович. — Нелюбезно вы гостей встречаете.
— А какие вы мне гости? Я вас и знать-то не знаю, и вижу-то первый раз. Даже табачком не угостили.
— Да я вам заплачу, не беспокойтесь, Аграфена Степановна.
— Чего, чего? — будто ослышалась Кариха.
— Не бесплатно, за деньги... — потерянно проговорила Огнева, понимая, что зря обмолвилась о деньгах, обидела вот Кариху. Та встала и молча пошла к лодке. Огнева с досады кусала губу, вид у нее был такой — вот-вот заплачет. Григорий Петрович торопливо догнал странную старуху и сказал укоризненно:
— Любопытно, знаете: всегда считал, что горячиться могут только молодые люди...
— И, милый, нисколечко я не кипятюсь. Только не желаю сказки за деньги рассказывать, грешно это.
— Да ради бога! — воскликнул Григорий Петрович. — Валяйте за так, за спасибо!
— Ох и настырный ноне народ пошел. Сказок им захотелось!
— Очень захотелось, Аграфена Степановна!
— Ну чо с вами, неугомонными, поделаешь. Загнали старуху на остров, деваться некуда, так и быть, — а в молодых глазах ее лукавые искорки засветились. Огнева даже расцвела, когда увидела, что Кариха возвращается, и благодарно поглядела на Андреева. Кариха села на тот же валун, сняла с головы платок. Волосы у нее седые, с желтизной, редкие, зачесаны назад и там собраны в тощий пучок. Платок перекинула на шею, опустив концы на грудь.
— Ужо ладно. Расскажу вам про Клима Косолапова, как он на Морском острове скрывался и как дед Петрован со внучком Никитушкой помогли ему. Клима-то шибко искали стражники, потому как он супротив хозяев-кровопийцев поднялся.
Легенда была интересная. Кариха рассказывала живо, хотя и неторопливо. Стражники пронюхали, где скрывался Клим Косолапов, поплыли на Морской остров и прихватили с собой Петрована. Внучек Никитушка опередил стражников, сообщил Косолапову об опасности. Но он был один, а стражников много.
Когда Аграфена Степановна кончила, Андреев сказал:
— Не был здесь Косолапов, из истории известно.
— Много ты понимаешь. У народа память крепкая.
— В конце концов это не важно, был на Увильдах Косолапов или не был, — возразила Огнева. — Это народное творчество. Давайте, бабушка, еще что-нибудь.
— Какая я тебе бабушка? Зови Аграфеной. Меня даже Танька, внучка моя, по имени-отчеству кличет.
Они просидели со старухой до вечера. Кариха устала, да и выговорилась вся. Андреев и Огнева ахнули: совсем забыли про редактора. Он, наверно, сбился с ног — ищет.
Вернулись на Сайму, но никакой машины не было — не приходила. Ждали, ждали, но она и позднее не появилась. Начало смеркаться.
— Вот это да! — присвистнул Андреев. — История, однако! — Бабка Кариха, узнав о их затруднении, предложила переночевать у себя. Но неожиданно воспротивилась Огнева.
— Не выйдет! — заявила она. — Не могу отказать себе в удовольствии прокоротать ночь у костра единственный раз в жизни. А вы, товарищ Андреев, спите в избе.
— Ночи нонче с воробьиный нос и теплые, — поддержала Огневу Кариха. — С богом!
По утрам падает холодная роса. На этот случай Кариха принесла старый полушубок и телогрейку. Андреев выпросил топор и спички, и они уплыли на остров.
Григорий Петрович до темноты успел найти сухостойную сосну, свалил ее. и приволок на берег. Обрубил сучья и завел из них костер.
Огнева внимательно следила за его работой, скрестив на груди руки и накинув на плечи телогрейку. Спросила:
— Вы что ж, хотите всю сосну рубить?
— Зачем? И так сгорит, — и Андреев подтянул лесину к костру и сунул комель в огонь.
Огнева поначалу хотела ему чем-нибудь помочь, но он усмехнулся: не бабье дело! Позднее, когда уже пылал костер, вспомнил про свою резкость, когда отверг помощь: Огнева могла обидеться. Но она молчала. Незаметно было, чтобы сердилась. Андреев подкатил к костру камень и сказал:
— Садитесь.
Ей вроде нравилось ему подчиняться. Она села. Наломала тоненьких сучков и поджигала их по очереди. Наблюдала, как огонек бежал по тощей палочке. Лиловый отблеск качался в ее очках.
Григорий Петрович подбросил в костер сушняку. Стайка искорок взметнулась в темное небо. На короткий миг огонь уменьшился, его придавил сушняк, и темнота незамедлительно приблизилась к ним. В смутной дали того берега тоже мигал красный огонек. Вода, хотя и налилась чернотой, все же слегка отсвечивала и лениво покачивалась мертвой зыбью. Она налезала на прибрежную гальку, шуршала ею, сонно бормотала всякую несуразицу и не могла заснуть.
Однако же через минуту бойкие красные струйки огня оплели сухое дерево и взметнулись чуть не до самого неба. Огнева откинулась — ей стало жарко.
— Вы поминали о каком-то Силантии Сугомаке.
— Ничего не слыхали о нем?
— Нет.
— Это один из вариантов легенды о Сугомаке. Наиболее распространен вариант про батыра по имени Сугомак и про девушку Егозу. Сугомак похитил Егозу, бежал с нею в тайгу. Но злой волшебник настиг их и превратил в горы.
— Слышал.
— А про Силантия могу рассказать...
Григорий Петрович уселся поудобнее, подкатив свой камень поближе к Огневой. Она сняла очки, близоруко щурилась на костер. Без очков выражение лица ее было непривычным. Она снова водрузила на место очки и сказала:
— Кыштыма еще не было. На его месте шумела тайга. С Невьянской каторги бежал сюда рудокопщик Силантий Сугомак. Пробирался по кочковатым болотам, обдирал одежду о бурелом, лез по лесистым горам и со змеиных шиханов осматривал таежную глушь. Искал свою счастливую дорогу. Наслышался от бывалых
