сержант, а?
– Драться будем, – просипел Васильев. В горле першило.
В воздухе висел кислый пороховой дым. Лениво и неспешно падал редкий мокрый снег. Две оставшиеся в живых сестрички продолжали с тихим упорством утаскивать раненых, хотя уже видно, что до конца передышки не успеют.
Утробное урчание приближалось.
Танки. Чертовы танки.
Васильев огляделся по сторонам, хотя и так знал, что их тут осталось всего ничего. На ногах пятеро бойцов, остальные либо убиты, либо немногим лучше убитых. И командиры… да нет больше командиров, он командир, и все тут. Так что тебе отвечать, Андрюха.
Васильев снял варежку, подышал на замерзшие пальцы. Патронов мало, пушка погибла, одни гранаты, и всем конец. Вариантов нет. Мыслей об отступлении не было, одна злая тоска, что полягут они все тут, и никто не узнает, как они тут полегли. И не увидит он победы.
Ну хотя бы прикончит этот поганый Танк с распластавшимся по броне крестом-пауком.
За Танком тянулся серый грязный выхлоп – даже не выхлоп, а какой-то жгут, щупальце, уходящее куда-то совсем непонятно куда. И вот в этом самом щупальце и была вся пакость.
Он не сомневался, что победа будет. Но почему-то знал – даже не был уверен, а знал, что этот чертов Танк опять пройдет по этой высотке, по их телам, и что-то очень важное не случится.
Опять? Почему – опять?
Времени на размышления не было. Танк возник из снежного дыма, как древнее чудовище. Дракон в железной чешуе.
Васильев почему-то знал, что сейчас случится. Сейчас он встанет. Поднимет связку гранат. И пойдет навстречу Танку. И никто не нарушит их поединка – ни те в касках, что выныривали, пригнувшись, из сумрака, ни пули, ни другие, младшие танки-драконы – никто. И если он все же убьет на сей раз этот Танк, то…
…Васильев лежал на спине, глядя в серое небо.
«Не хочу смотреть, сколько от меня осталось».
Он чуть скосил глаза и с удовлетворением увидел вздыбившийся и застывший черный Танк. Паук на броне почернел и сдох.
Теперь все будет, как надо.
Откуда-то вынырнуло лицо.
– Варя… – одними губами проговорил он. – Ты… почему здесь? Кто жив? Где… танки?
– Все, все кончилось, – торопливо прошептала черноволосая и черноглазая сестричка.
– А ты ведь не Варя… А-а… глаза-то у тебя…
– Верно. Зови меня Мара.
Васильев вдруг почувствовал теплые слезы на глазах.
– А я-то думал, ты курносая и страшная…
Женщина улыбнулась:
– Узнал-таки. Ну тогда вставай, солдат.
– Куда ты меня? В ад или в рай?
Женщина засмеялась:
– Еще чего захотел. Чтобы сразу туда или сюда – это очень в жизни постараться надо.
– Так я же в Бога не верю.
– Зато Он в тебя верит, солдат. Идем.
– Куда? – Васильев поднялся. Он сейчас был выше Танка, выше леса, выше неба. «Летим?» – подумал он.
– Сражаться. Ты же солдат. Вон твои ребята тебя ждут, а ты все тянешь.
Васильев посмотрел туда, куда указывала Мара. Ребята махали ему, и даже лейтенант Петрачев был совсем живой, даже голова у него была, совсем целая голова, и лицо румяное, и все были совсем живые. Васильев проглотил комок, заклинивший горло, и пошел к ним.
«В ночь на первое ноября 1941 года в районе поселка Н шли бои местного значения».
Тень упала на страницу. Ли неторопливо поднял голову, закрыл книгу. Вопросительно посмотрел на гостя.
– Не встанешь? Не поприветствуешь?
Ли чуть наклонил голову вбок.
– Я тебя в гости не звал. Не будет тебе привета.
– Но зайти-то можно?
Ли еле заметно усмехнулся:
