— Не может быть, чтобы им о нас не доложили, — возразил хауптман. — Нас ведут радары, и вообще...
— Всегда может найтись инициативный идиот, который сначала стреляет, а потом смотрит, в кого попал.
— Даже идиот сначала обязан поднять истребители. Не будут же они атаковать самолет со свастикой!
— Корпус обгорел, свастику могут не увидеть... Короче, идем на Ляйпциг-Халле. Полосы по три шестьсот, бетон, и расстояние подходящее — лишних вензелей нарезать не придется, — он снова вдавил радиокнопку: — Гнездо — Норд. Пересекаю границу Райха. Отказ радиосвязи. Принял решение садиться в Ляйпциг-Халле. Рассчитываю подход на... — он бросил взгляд на часы, — двадцать второй минуте.
«В случае отказа радиосвязи пилот должен... следовать на запасной аэродром, продолжая докладывать о своих действиях органам управления воздушным движением.» Очень разумное правило, актуальное и для учебного биплана, и для ракетного самолёта. Ибо, если не слышишь ты, это еще не значит, что не слышат тебя.
— А погодка-то не очень, — заметил Нойман, с неудовольствием глядя на затянутую облаками землю. — Не то что во Франции.
— Взялся же откуда-то этот дождь с градом... — ответил Шук и тут же мысленно обругал себя, что не подумал об этом раньше. До того, как они потеряли скорость, о движущемся с запада фронте можно было не волноваться — они должны были пройти высоко над ним и сесть до его прихода. Но теперь, похоже, у них роскошный шанс вляпаться в самое... это самое. Впрочем, дергаться все равно смысла нет. Можно бы попытаться отвернуть к югу, но они не знают, как далеко простирается фронт.
Шук, не сверяясь с картой — нужные значения он давно заучил наизусть — переключил частоту.
— Ляйпциг-Халле-подход — Норд. Космо... (Здесь следовало назвать тип воздушного судна, и майор на секунду запнулся. Космоплан? Если о них еще не сообщили по радио, гражданский диспетчер сочтет идиотской шуткой.) ...э... экспериметальный самолет. Планирую с нулевым остатком топлива и отказом радиосвязи. Рассчитываю посадку с прямой на полосе восемь.
Рыхлые белые облака сменились набрякшими тучами. Сверху, подсвеченные солнцем, они выглядели не так угрюмо, как с земли, но все равно симпатий не вызывали. И похоже, что космоплан и впрямь планировал в самый центр этой гадости. Но выбора не было — до другого аэродрома отсюда уже не дотянуть. Только бы внизу слышали. Или поняли по радарной картинке. Радиопеленг выведет на полосу и сквозь тучи, но он ничего не скажет о самолетах на полосе...
Запаса высоты и скорости еще хватало, чтобы пройти над аэродромом, оценивая обстановку и демонстрируя себя, развернуться и сесть обратным курсом. Но все это имело смысл лишь в ясную погоду. Шук заложил несколько виражей, сбрасывая скорость и высоту, и направил «Норд» в серую муть. Началась болтанка. Стекла кабины покрылись россыпью мелких капель.
— Четыреста, — докладывал высоту Нойман. — Триста пятьдесят. Триста.
«Норд» шел вниз под углом двадцать пять градусов. Штатный заход — отсутствие тяги можно компенсировать лишь крутой глиссадой. Но пикировать навстречу земле при нулевой видимости — не самое приятное занятие. Где же этот чертов нижний край?
— Двести. Сто пятьдесят...
Они вынырнули из туч на ста десяти метрах. Резкий порыв ветра пихнул их в сторону, и Шук довернул нос. Теперь он видел, что блестящая под дождем полоса свободна (кто из гражданских летает в такую погоду?) и что он впишется. Майор перевел кран шасси на «выпущено».
Но вместо подтверждающего доклада «шасси вышли» второй пилот вдруг закричал другое:
— Командир, индейцы! Пара «Мустангов», пять часов!
Только этого и не хватало для полного счастья! На посадке самолет наиболее уязвим. А тем более — самолет с неработающим двигателем и без вооружения... Где же зенитные пулеметы, черт их побери? Неужели на этом аэродроме нет ПВО?!
При этом Шук понимал, что никаких американских истребителей здесь быть не может, война давно кончилась... Но ведь вот же они, заходят сзади-справа! Уже рядом, уже можно различить полуголую девку, намалеванную на носу ведущего... Шука всегда поражала американская способность превращать в пошлость все — войну, подвиг, смерть... и у оснований крыльев перемигиваются огоньки — это бьют пулеметы, и светящиеся трассы проносятся над кабиной, и деваться некуда, нельзя даже нырнуть вниз, потому что там уже земля, и не хватает, мучительно не хватает одной минуты, чтобы сесть, затормозить и выскочить — ну может же быть такое чудо, что в течение минуты он не попадет? нет, конечно, не может, три очереди вспарывают правую плоскость, и по тому, как начинает вращаться горизонт, майор понимает, что крыло оторвано, и сейчас будет удар...
Первый космонавт планеты Земля, генерал-оберст Люфтваффе, Райхспрезидент Вальтер Шук пришел в себя. В полной темноте, с отчаянно колотящимся сердцем. Шея и затылок были мокрые, в ногах запуталось одеяло. Часы на прикроватном столике светились, показывая пять без одиннадцати.
«Госпиталь? Я в госпитале? Нет, конечно, нет. Я в своей резиденции. Война кончилась сорок пять лет назад. Сейчас девяносто первый год... Опять этот дурацкий сон...»
На самом деле, сон был на удивление реальным, включая перегрузки. Тот, кто знаком с ними в жизни, способен ощутить их и во сне. Не так сильно, как настоящие — столь же приглушенными выглядят обычно приснившаяся боль или холод — но вполне узнаваемо. Отличался только финал. Никаких «Мустангов», конечно, не было. Их действительно нагнали два истребителя — причем еще раньше, когда «Норд» снизился до пятнадцати километров — но это были родные «мессершмиты». Покачали крыльями в знак приветствия и проводили до самого аэродрома. Как потом выяснилось, на передачу связь действительно работала. При посадке, правда, всё-таки случилась своя неприятность: перепутались стропы тормозного парашюта, и он так и не раскрылся, болтаясь сзади бесполезной тряпкой, пока космоплан скользил по мокрой полосе. Шук попробовал снова выпустить воздушный тормоз, и тот, как ни странно, вышел, но все же этого было недостаточно. И тогда он крикнул Нойману: «Открой дверь!» «Ты что, прыгать собрался?» — не понял Клаус. «Это тормоз, кретин!» — рявкнул он в ответ, с натугой распахивая навстречу воздушному потоку дверь со своей стороны. Насколько способны две двери кабины, открытые и поставленные на фиксатор, уменьшить скорость десятитонной махины? Наверное, не так, чтобы очень сильно, но все же способны. С полосы они, правда, все-таки съехали, но в забор ткнулись очень мягко, не повредив ни его, ни себя.
Конечно, в кинохроники этот финальный тычок не вошел. Как и волочащийся тряпкой парашют. Отныне и вовеки существует — благо западных корреспондентов в аэопорту не было — лишь один репортаж о приземлении первого космолета: «Норд» с высоко задранным носом касается основными колесами полосы, вздымая тучу брызг, свастика на обгоревшем корпусе всё-таки видна... камера провожает взглядом истребитель сопровождения, красиво проносящийся над полосой на бреющем... а затем уже спускаются по трапу улыбающиеся космонавты. Кроме участников проекта, половины из которых уже нет в живых, никто до сих пор и не знает, что изначально посадка планировалась не в гражданском аэропорту под Ляйпцигом, а на секретном военном аэродроме. Но так, как вышло, получилось даже эффектнее. С причинами неполадок, разумеется, тоже потом разобрались. Воздушный тормоз заклинило из-за перегрева, а от резкой перегрузки, поставившей его на место, отошел контакт в радиостанции. Теоретически ни того, ни другого при этих условиях не должно было произойти. Но в машине, имеющей столько сложных узлов, всегда отказывают какие-нибудь простейшие мелочи...
Кстати, не забыть бы о мелочах: уже можно принимать лекарство.
Вальтер Шук потянулся к тумбочке, где стоял наготове стакан с негазированной минеральной водой и две красные таблетки на блюдце.
Каждая такая таблетка обходится имперской казне в цену двух новеньких «Мерседесов». Укол, который ему сделают утром, ещё дороже. Фетальные препараты доктора Менгеле стоят недёшево. В основном из-за проблем с исходным матералом: аборты в Райхе делают только по медицинским показаниям, так что эмбриональные ткани приходится покупать в других странах. Сейчас, впрочем, подписано соглашение с Китаем. Коммунисты никогда не считали людей сколько-нибудь ценным ресурсом, а уж китайцы-то, всеми силами пытающиеся ограничить рождаемость... абортивный материал там стоит буквально пфенниги. Западные газетчики и местные либералы тут же подняли вой по поводу сговора с кровавым коммунистическим режимом, торгующим человечиной. Разумеется, комья грязи полетели и в
