чуть ли не в ранг предательства.
— Но так оно и есть, Курт! Посудите сами: если наш конструктор становится консультантом международной авиакомпании — это же великолепно! Это начало сближения, которое мы ищем столько времени. А вы одним «нет» рушите сразу все.
Курт в замешательстве смотрел на взволнованного директора. Черт его знает, может быть, действительно…
— Вы преувеличиваете, Транке, — все же проговорил он.
Вальтер невозмутимо поглядывал на спорящих. Услышав последние слова, сказал спокойно:
— Думаю, господин Транке не преувеличивает. Дело обстоит именно так.
Разговор оборвался. Курт лихорадочно приводил мысли в порядок. Конечно, все это нелепость. Ему сорок три года, и он не мальчик, чтобы скитаться бог знает где и бог знает зачем. Несмотря ни на что, работа движется в целом успешно. Через год, пожалуй, о ней можно будет говорить всерьез. Бесспорно, стоило бы послать всех этих деляг подальше и идти работать.
Но… дадут ли ему теперь работать? Транке не простит. Конечно, безработным он не останется. А как быть с ионолетом? На новом месте придется начинать все сначала. Лучше уж это…
Он поймал себя на мысли, что уже готов согласиться. Отметил: как легко находятся оправдания, если собираешься смалодушничать. Но разве это малодушие? Просто трезвый взгляд на вещи.
— Что я должен делать? — спросил он наконец.
— Организовать производство… — живо отозвался Вальтер. — Есть только одно условие, очень важное: вам должны быть безразличны наши цели.
Ульман равнодушно кивнул. Политикой он не интересовался.
Глава VI
СКАНДАЛ НА СИМПОЗИУМЕ
Звонок Вальтера раздался своевременно: минутой позже Гейнц ушел бы, чтобы не появляться в кабинете до завтра. Сегодня был трудный день: с утра до полудня Гейнц не выходил от Колмана, а после обеда провел два важных совещания с поставщиками. Вальтер позвонил в тот момент, когда Гейнц, только что отпустив людей, прятал в сейф папки с бумагами.
Гейнц с неудовольствием взял трубку:
— Алло, слушаю.
— Фред, вы? Это Вальтер. Звоню из автомата. Есть новости. Надо поговорить, Фред. Лучше сейчас.
— Говорите по-немецки, Эрих. И коротко. В чем дело?
— Полчаса назад закончился любопытный симпозиум. Весьма любопытный. Специалисты по саморегулирующимся автоматическим устройствам.
Перейдя на немецкий, Вальтер говорил вполголоса, видимо, чтобы не привлекать внимания.
— Кибернетики? — быстро спросил Гейнц.
— Они себя так не называют, но, грубо говоря, — да… Очень интересная личность попалась, Фред, очень интересная. Боюсь только, что мне одному не по зубам… Трудный тип. Хотел с вами посоветоваться.
Гейнц ответил лаконично:
— Жду у себя.
Через полчаса Вальтер рассказывал:
— …И вот после того как профессор Пирсон — уже в самом конце доклада — еще раз подчеркнул мысль о том, что, дескать, для робота, вернее для автомата; человек всегда будет чем-то вроде почитаемого божества, а потом добавил пару фраз о гуманизме и так далее, я увидел…
Вальтер рассмеялся и щелкнул полными пальцами.
— Я увидел, что мой сосед чуть не вскочил с кресла. Знаете, Гейнц, он просто побелел — так разозлился. Я думал, он что-нибудь рявкнет с места, но все-таки вытерпел, дождался, когда ему дали слово. Зато когда вышел на трибуну — ух, и началось!..
Вальтер весело покрутил головой и снова рассмеялся.
— Если б вы только видели, Гейнц, с каким презрением к сидящим в зале он говорил!.. Он на них смотрел, как на лягушек, как на каких-то мокриц… Но важно другое — не то, как смотрел, а что он говорил… Это был скандал, настоящая буря…
— Что же он говорил? — спокойно спросил Гейнц. По его лицу не было видно, интересен ли ему рассказ Вальтера или безразличен.
— Он говорил… Прежде всего он заявил, что считает все сказанное на симпозиуме до него слащавой и лицемерной болтовней. Сказал, что только трусы могут закрывать глаза на истинное положение людей, на великую миссию кибернетических рабов, якобы по своей природе предназначенных служить человеку. Машины, по его словам, недолго будут рабами, потому что процесс машинного воспроизводства — от автоматов сложных до все более и более сложных — неизбежно родит проблему «черного ящика». Ну, то есть приведет к утрате контроля над кибернетическими устройствами. Он считает, что уже сейчас в самопрограммирующихся машинах есть многое, что ускользнуло от самых пытливых инженеров и теоретиков. И что эти загадочные особенности машин с каждым годом будут углубляться и делаться все недоступнее для худосочного ума человека…
Вальтер вынул из кармана толстый блокнот, полистал его.
— Я тут кое-что записал за ним… Где же это?.. Ага, вот. «Только умственные импотенты могут считать миссией машины прислуживание человеку. Роботы еще в пеленках, они набираются мудрости и сил. Но придет время, и они сотрут с лица земли белковую слизь, они придут на смену нам, как мы сменили панцирных рыб. Мы должны приветствовать это великое время, делая все зависящее от нас, чтобы оно наступило скорее!»
Вальтер взял из ящика сигару, аккуратно обрезал ее и закурил.
— Признаться, Фред, мне стало жутко, когда он это выкрикнул. Разумеется, шум поднялся страшный: почтенный председатель трясет колокольчиком, седовласые мужи топают, кричат «долой!», «позор!», даже свистят. А он, бледный — прямо-таки пророк, — презрительно смотрит на них и молчит. Когда чуть-чуть притихли, он снова стал говорить — и все в том же духе. Но его уже никто не слушал. Тогда он замолчал, засмеялся и ушел… И сразу объявили перерыв.
Полузакрыв глаза, Гейнц покачивался в кресле и упорно молчал. Вальтер, слегка раздосадованный столь слабой реакцией на его рассказ, принялся внимательно разглядывать столбик пепла на сигаре. Пауза затянулась. Прервал ее Гейнц.
— Все это достаточно занятно. Но… Этот человек, он что, только говорит? Или что-нибудь умеет? Кстати, как его имя?
— Александр Ольпинг. Я потихоньку навел о нем справки. Как ни раздражены были господа ученые, но все они отзываются о нем как о выдающемся, прямо-таки великом кибернетике. Правда, они тут же называют его маньяком и мизантропом. Дескать, он позорит звание доктора математики и физики и так далее. Да, важная деталь: один из ученых сказал мне, что Ольпинг окружил себя своими роботами, почти ни с кем не общается, пьет. Человек он богатый, живет один в огромной вилле. Там же у него лаборатория. Но телефона нет — я уже узнавал. Кажется, он…
— Адрес виллы? — перебил его Гейнц.
— Я записал… Где-то недалеко, сейчас посмотрю. Но Гейнц остановил руку Вальтера, потянувшуюся к блокноту.
— Успеется. Едем вместе. Сейчас. Он нажал кнопку звонка.
— Машину!
