свод были выложены из безупречных пятиугольных брусков – кажется, гранитных. Интересно, кто и зачем вбухал такую бездну труда и ценных материалов в этот тоннеля? Канализация наверняка обошлась строителям дороже всего остального дворца.
Слева тоннель тянулся на какой-нибудь десяток шагов и заканчивался новой с виду кирпичной перегородкой. На кирпичах виднелся крупный рисунок – кривоватое кольцо с человечком внутри. Может, от плохого освещения, а может, и по другой причине казалось, будто человечек падает в некий колодец, раскинув конечности. Вадим заинтересовался необычным зрительным эффектом и решил взглянуть на рисунок вблизи. На зловещее бормотание Ихуси о демонах он не обратил внимания.
– Ну, дальше-то куда? – недовольно спросил Хэмпстед.
– Подожди, дай взглянуть...
Косинцев ковырнул ногтем картинку. Сразу же выяснилось, что чудеса объясняются просто. Голубой фон внутри кольца был нанесен голографической краской. Такой же, только черной был нарисован человечек. Даже не он, а схема из палочек: туловище, ручки и ножки, малый отросток между ног, кружок головы. Зато само кольцо, желто-черное, было выписано с большим тщанием и повторяло орнамент президентского панно. Змеи хухум, вцепившиеся друг другу в хвосты... Вадим насчитал восемь гадин. Семь маленьких змеек и одна большая, жирная тварь сверху. Видимо, этот мотив – «уроборос» по-дагонски – являлся каким-нибудь значительным символом для местного населения. Вроде «пацифика» для хиппи или энергичного слова из трех букв для русских людей. Поэтому его везде и рисовали.
Это сравнение Вадиму очень понравилось, но поразмышлять над вопросом не было никакой возможности. Дело в том, что из-под кирпичной стены неиссякаемым потоком сочилась жидкость, воняющая помойкой. От запаха аммиака першило в глотке и слезились глаза, и без того сильно пострадавшие в гранатном дыму. Вообще-то отвратительное амбре наполняло все подземелье, но тут оно было особенно едким.
– Твои демоны совсем охренели. – Диверсант брезгливо указал Ихуси на фекальные струи. – Недержание у них.
– Молчи, молчи, добрый белый масса, – испуганно зашептал проводник и стал в ужасе озираться.
Противоположная часть тоннеля терялась во тьме. Туда же утекали нечистоты. Они то разливались лужами, как перед дверцей секретного лаза, то пропадали в сплетениях светящегося волосатого лишайника, то вновь завивались в подобие ручейка. Следовать такой путеводной нити не слишком-то хотелось.
«Какая-то она извращенка, местная Ариадна», – подумал Вадим.
– Ну, и чего ты там разнюхал, чувак? – спросил Ирвин. – Кроме дерьма, конечно.
– Рекогносцировку проводил, – туманно, зато веско ответил Косинцев.
– Ух ты! А я думал, малую нужду справлял.
Вадим с укором покачал головой:
– Запомни, брат, пока будешь думать только о мелочах, о физиологии разной – так и останешься рядовым. Если хочешь стать сержантом, привыкай мыслить стратегически, как я. Вот увидишь, когда с задания вернемся, наверняка старшего сержанта получу. Ну, мой маленький мятежный подавальщик, куда идти-то? – обратился он к Ихуси.
– Я первым его спросил, – проворчал уязвленный соратник. – Стратег нашелся... Как будто у нас есть выбор! Дорога-то одна.
Но Вадим сделал вид, что ничего не услышал, а ехидные слова о выборе – всего лишь фоновый шум. Кстати, о фоне... Могильной тишины, которой полагается стоять в заброшенных катакомбах, тут и следа не было. Тихонько журчали жидкие фекалии, где-то капала вода, в отдалении что-то попискивало, шуршало и скреблось. Хотелось надеяться, что это всего лишь маленькие безобидные мышки воюют за объедки, принесенные помойным ручейком.
– Туда пойдем, большой белый масса! – почтительно сказал Ихуси и махнул рукой в темноту. Судя по всему, перед Вадимом он тихо благоговел. Возможно, с долей ужаса – примерно как перед своими воображаемыми демонами. – Если шагать быстро, через полчаса будем на поверхности.
– А не заблудимся? Боковые ходы какие-нибудь встречаются? Ответвления, перекрестки...
– Встречаются, да. Всего много. Только сворачивать не нужно. Выход впереди.
– А что по бокам-то? – спросил Ирвин. – Древние клады? Или камеры смертников для пленных таха?
– Я не знаю, – сказал Ихуси. Почтительности к Ирвину он не испытывал, просто побаивался. – Может, и клады. Только их наверняка демоны охраняют. Едва прикоснешься – тут и выпьют кровь!
– Вот заладил одно и то же! У тебя повсюду демоны.
– Это не у меня. Я разве виноват, что демоны любят под землей жить. И не любят, когда их клады кто-нибудь тревожит. А что, разве на Земле не так?
– Эй, чувак, – удивился Ирвин, – тебе кто сказал, что мы с Земли?
Ихуси гордо выпятил грудь:
– Я, может, и слабоумный, но даже я знаю, что белые люди живут там, а к нам только на время приезжают.
– Железная логика, – похвалил Косинцев. – А теперь веди.
– Мне фонарик нужен, – просительно сказал тот. – Дорогу смотреть.
– Перебьешься. Светить буду я. А то еще заведешь в какую-нибудь дыру и смоешься.
Кроме того, все его естество противилось тому, чтоб расстаться с единственным источником света. Шарлатан-психолог, которому стопроцентно верил Хэмпстед, назвал бы это, наверно, какой-нибудь фобией. Или это и была фобия?
Однажды, еще ребенком, Вадим вместе с одноклассниками ездил на экскурсию в ледяную пещеру. Там было множество замечательных вещей: сталактитов и сталагмитов, подземных озер, наскальных рисунков древних людей и так далее. Повсюду разноцветные лампы, газовые светильники, замаскированные под факелы. Романтика! Гид рассказывал, дети восторгались, все шло замечательно. Потом маленький Вадим увидел какую-то особенно поразившую его сосульку, остановился возле нее... и отстал от остальных. Ему ничуточки не было страшно, ведь повсюду горел свет, тропинки были отчерчены люминесцентными полосами, да и голоса слышны. Налюбовавшись, он двинулся догонять ребят. Их не было! Сначала быстрым шагом, а затем и бегом Вадим мчался вдоль серебристо-голубого светящегося пунктира, кричал «подождите меня!», но люди не появлялись. Потом начали гаснуть светильники. Потом исчезла люминесцентная полоса. Потом стихли голоса пацанов, зато зазвучали какие-то другие, совсем не человеческие. Маленький Вадим прижался к холодной влажной стене, закрыл глаза и заревел. Через минуту рядом появился напуганный гид, ребята. Выяснилось, что Вадим кружным путем умудрился обогнать экскурсию и очутился в зале, где в полной темноте «слушают духов». Так он и приобрел что-то вроде страха темноты. Не то, чтобы он начинал паниковать и падать в обморок, но чувствовал себя довольно погано.
– Светить буду я, – повторил Вадим. – Все, идем!
И они зашагали вслед за щуплым проводником.
– Знай, мы тебе не доверяем, – заявил Ирвин, погрозив спине официанта кулаком. – И вот еще что! Прекрати называть Вадима «большой белый масса». Это, Наср, оскорбительно! Как для всех наших чернокожих предков, так и для него. Верно я толкую, чувак?
– Само собой, – нехотя кивнул Вадим, хоть на самом деле был ничуть не против такого обращения. – Я ведь не какой-нибудь рабовладелец или плантатор. Или, положим, куклуксклановец. Обычный русский парень. Поэтому можешь звать меня просто «масса Вадим». Белый и большой – это лишнее.
Ирвин возмущенно хрюкнул.
– Ты, кстати, тоже можешь так говорить, – подмигнул ему Косинцев.
Американец некоторое время соображал, а затем решил надуться:
– Дурацкая шутка.
– А ты чего хотел от простого сержанта? Изящных острот, что ли?
– Сейчас не до веселья, чувак! Того и гляди, нас киафу схватят или демоны сожрут, а он прикалывается!
– Плохо ты понимаешь, что такое моральный климат в войсках, – укоризненно сказал Вадим. – Запомни, кто в бою вешает нос и ноет, тому первому пуля прилетит.
– Кто это придумал? Ваш полковой психотерапевт?
