отдать под трибунал, было ниже его достоинства.
– Эх, и почему я не абориген? – продолжал бормотать Косинцев, косясь на американца.
Он уже жалел, что погорячился, приказав тому обязательно шлепнуть Шамана. Ясно же, что дело это невозможное. Однако признавать свою ошибку перед подчиненным – дурной тон и тяжкий удар по авторитету командира. Лучше попытаться вернуть дружеское расположение другим способом.
Вадим подсвистнул:
– Эй, янки, да ведь ты у нас таха. Попроси у землячка пару копченых гусениц. Авось угостит. Или тушеного навозного жука. Прикинь, солдат, высосешь ему брюшко, схрупаешь головогрудь... Объедение, наверно. Что зафыркал? Слюнки побежали?
– Я с вами не разговариваю, господин сержант. Сэр.
– Иди ты! Что, правда?
– Так точно, сэр. Правда, сэр. Не разговариваю, сэр.
– Ну и на здоровье. Тогда я с Онибабо поболтаю. Эй, ефрейтор, хочешь анекдот? Хороший, смешной, про тувлюхов. Что молчишь, будто дерьма в рот набрал? – Вадим обернулся и захохотал: – А-а-а, так оно и есть!
Он подмигнул Ирвину, мотнул головой назад. Тот покосился на Онибабо и тоже прыснул. Троица как раз успела миновать безлюдные трущобы и приблизиться к первому городскому фонарю. Тот оказался неожиданно ярким, с широким углом охвата. Наверное, еще первые цивилизаторы-земляне ставили. Говорила же Зейла, что где-то здесь находился выход главного дагонского А-канала.
В белом, немигающем свете развеселившая Вадима картинка была видна до мельчайших подробностей. Щеки у конвоира раздулись, изо рта торчал мотающийся змеиный хвост и клочки лопуха. Челюсти энергично двигались, а по подбородку стекали зеленые от растительного или жучиного сока слюни. Заметив, что за ним наблюдают, ефрейтор поспешно втянул в пасть остатки хухум-ржи и неразборчиво что-то забубнил, помахивая пистолетом. Кажется, велел смотреть вперед.
– Ладно, ладно, – сказал ему примирительно Вадим, после чего снова обратился к Ирвину: – Слышь, брат, как считаешь, командование ОАТ сильно обрадуется, когда узнает о злостном нарушении субординации?
– Что ты имеешь в виду?.. – хлопнул глазами Хэмпстед. И после короткой паузы нерешительно добавил: – Сэр?
– Ну, ты прямо какой-то заторможенный. Посуди сам: великий командарм таха и его верный начальник штаба уж которые сутки сидят на сухом пайке да бананах. Буквально зарабатывают язву желудка. А этот пузатый скот тайком – тайком, брат! – пожирает свеженькую, с пыла с жара хухум-ржу. И делиться ни с кем из боссов явно не намерен. Смотри, как торопится, подъедает остатки.
Губы Ирвина искривила зловещая ухмылка.
– Предлагаешь заложить головозадого?
– Выбирай выражения, воин! – притворно возмутился Косинцев. – Что значит заложить? Выполняя воинский долг, доложить по команде. Так мол и так, отвратительно чревоугодничал, чем уронил достоинство ефрейтора ОАТ...
– ...На глазах ошеломленного и возмущенного гражданского населения.
– Чем вызвал ненависть простых киафу! Соображаешь! – похвалил Вадим. – Все-таки не зря вы, янки, пятьсот лет без остановки друг друга по судам таскаете. У вас, наверное, уже в крови умение придумывать всякие такие крючки и подлянки. – Последнее слово он произнес по-русски, не отыскав в своем словаре французского аналога.
– Во-первых, поправлю тебя в терминах. Что еще за «крючки»? Что за «podli’anki»? Мы называем это отягчающими обстоятельствами. А во-вторых, я ничего не придумывал, поскольку имеется ровно два надежных свидетеля. Не родственники, не деловые партнеры, которым был бы выгоден сговор... ну и так далее. Косинцев и Хэмпстед. Так, чувак?
Вадим согласно кивнул. Восхищенно покачав головой, он протянул американцу ладонь для рукопожатия:
– Ну, гигант! Дьявол, как удачно, парень, что ты на моей стороне!
Ирвин в течение секунды смотрел на сержантскую кисть, размышляя, стоит ли идти на примирение, наконец, решился и крепко пожал.
– Ну, и от тебя иногда бывает кое-какая польза, – сказал он. – Например, новый анекдот можно услышать.
– И порой даже не один! Рассказывать?
– Ага. Только давай уговоримся, чувак. Чтоб без тувлюхов, мавротопцев и вообще без аборигенов. Надоело, что мои новолиберийские братья в анекдотах постоянно идиотами выглядят. Наверное, у вас, русских, имеются какие-нибудь свои приколы?
– До хрена! Просто до чертовой матери, брат! Вот, например, этот. Идут, значит, по тайге три коренных сибиряка: тувлюх, мавротопец и таха...
Спустя четверть часа медленного продвижения вдоль реки Люсьен угодил в глубокую яму – очевидно, бывший омут. Под наслоением грязи, ветвей и мусора определить опасный участок не представлялось возможным. Вдобавок LSn-01.2 не слишком серьезно следил за дорогой – он внимательно прислушивался к тому непостижимому созданию, что все быстрее зрело в его груди.
Принимая максимум предосторожности, андроид вытянул тело из ловушки и попытался продолжить движение, однако конечности отказались служить. Видимо, без дозы целительного вещества, которое он перестал употреблять, его органы и системы потеряли возможность функционировать достаточно долго.
LSn-01.2 под действием сил гравитации медленно опустился на колени и принял позу зародыша, пытаясь уловить директивы от «бутыли». Он безропотно принял бы смерть, если бы последовало такое указание. Но эмбрион молчал. Впрочем, Люсьен уже никуда не спешил. Длительное пребывание вдали от диверсантов пагубно влияло на оперативную память андроида. Боевое задание еще не успело полностью стереться из нее, но уже приобрело самый низкий приоритет.
Спустя два часа пребывания в коме LSn-01.2 отчетливо понял, что должен использовать десять миллилитров ртутной жидкости, чтобы обрести подвижность. Создание вновь жертвовало своей плотью ради него. В этот раз не бесплатно. Плата была страшна, но закономерна. Люсьену следовало найти подходящего человека, умертвить и как можно скорей поместить содержимое сосуда в труп. Период вынашивания закончился, пришла пора рождения младенца.
Оперируя сохранившей слабую подвижность рукой, Люсьен извлек «бутыль» из груди.
ГЛАВА 21
Временная база ОАТ встретила диверсантов неожиданным безлюдьем. Внутри хибары находилось всего несколько десятков человек – определенно меньше сотни. Воины ковырялись в консервах, без особенного азарта метали игральные кости или лежали на полу, равнодушные ко всему на свете.
Некоторое оживление наблюдалось лишь возле штабной загородки. Там раздавали продукты и денежное содержание возвратившимся из дневной разведки бойцам.
– Обалдеть, как быстро редеет воинство, – шепнул Вадим. – Разбегаются солдатики. Уже и повышенное жалование не держит.
Он покрутил головой в поисках Зейлы, по которой даже успел соскучиться. Девушки нигде не было. В груди у сержанта зашевелилась тревога. Неужто и она сделала ноги? Без него... Ну и стерва!
– Еще бы им не разбегаться, – отозвался Ирвин. – Посмотрели, наверное, как укреплен президентский дворец, вот и навалили в штаны. А сейчас по бабам подались – дерьмо отстирывать. И правильно. Кому охота на пулеметы и колючую проволоку лезть?
– Кое-кому, видать, охота. Не все еще драпанули.
– Чувак, ты на их хари взгляни! Урод на уроде. Тут только висельники остались, которые из-за денег в
