армию вступили, да самые безмозглые таха. Ну, еще фанатики.
– А мы с тобой кто?
– Неудачники, ясен перец.
– Брось. Мы – герои, верные долгу и приказу.
– То есть дебилы, – нашел унизительный, но максимально верный синоним Ирвин.
На том дискуссия прервалась. Они достигли штабной ширмы с морскими звездами и русалками, поэтому болтливые языки следовало прикусить.
Прежде чем доложить командованию о блестяще выполненном задании, разведчики свернули к капралу Цаво. Ведь именно он по традиции выступал в роли кормильца и кассира рядового состава ОАТ. А солдат, забывший о пайке и жалованье – не солдат вовсе, а шпак в военной форме.
Цаво сидел за столом, составленным из картонных коробок с тушенкой, и важно перелистывал потрепанный гроссбух. Рядом на корточках пристроился Квакваса. По своей гнусной привычке подлизываться к влиятельным людям он без передышки шутил и делал каптенармусу комплименты. То льстиво восхвалял его ум, то храбрость, а то и красоту. Большинство здравиц сильно напоминали любезности гомосексуалиста, «клеящего» нового дружка. Цаво, однако, принимал комплименты как должное.
Увидев Косинцева и Хэмпстеда, Квакваса замолчал, враждебно скривился и отвернулся.
«Ну почему патрули киафу этого вонючего клопа не задержали?! – расстроился Вадим. – А еще он мог бы с управлением джипа не справиться и въехать на полной скорости во что-нибудь огнеопасное. Положим, в цистерну с бензином. Чтобы “Бах!” – и оба с полковником Забзугу отправились гостить к Номмо. Те, поди- ка, любят копченое негритянское мясо на ребрышках».
Увы, все это были только мечты.
Следующее разочарование преподнес разговор с каптенармусом. Ни денег, ни еды друзья от него не получили. Продолжая мусолить амбарную книгу, Цаво сообщил, что имеет приказ первым делом направить разведчиков к Мвимба-Хонго. Дескать, командарм сам решит вопрос об их вознаграждении.
Ирвин в запале попробовал качнуть права, да только ни черта из этого не получилось. Цаво сварливо поинтересовался, понятна ли рядовому Чьянгугу разница между испорченной и свежей тушенкой? А между «заберите ваши денежки, рядовой Чьянгугу» и «выдача жалования прекращена до утра»? Если понятна, то какого Насра рядовой Чьянгугу выступает? Лучше бы брал пример с ефрейтора Онибабо, который терпеливо и без суеты ждет своей очереди. И, стало быть, получит все, что ему причитается.
– Подходи, Онибабо! – приветливо поманил его капрал.
Тот, однако, гордо отказался как от консервов, так и от метикалов.
– Не сейчас. Вот увидишь, после моего доклада великому командарму тебе придется выдать мне капральское жалование, – проорал ефрейтор. – А то и офицерское!
Цаво с доброй улыбкой покрутил пальцем у виска. Видимо, на веку каптенармуса еще не было случая, чтоб кому-то вручали лишние деньги. Квакваса тут же подобострастно захихикал и повалился с корточек на задницу. От радости он даже принялся стучать ладошкой по полу. Впрочем, заткнулся исключительно быстро. Проходя мимо весельчака, Вадим ненароком наступил ему на запястье. Тут же выяснилось, что титановая пластина в подошве армейского ботинка плюс девяносто килограммов живого мяса – превосходное сочетание для кастрации фальшивого веселья. Да и натурального, пожалуй.
Квакваса злобно заверещал, Ирвин загоготал, Цаво принялся ругаться в адрес всех троих. Только Онибабо было все равно – он грезил о повышении звания.
При входе в «штаб» торчал один из личных охранников Шамана. Головка у часового была маленькая, тело же крупное, а физиономия такая страшная, что малым детям и беременным женщинам лучше не показывать. Помаргивая пустенькими глазками, громила деловито и без церемоний обыскал диверсантов. Реквизировал оба ножа, автомат у Ирвина и лишь после этого разрешил предстать перед командармом.
С Онибабо номер «а ну-ка обыщи» не прошел. Ефрейтор сравнительно легко расстался с затычками в ушах, но из-за пистолета так развопился, что на шум выскочил полковник Забзугу. Бросив полный ненависти взгляд на диверсантов, он приступил к улаживанию конфликта. После переговоров пистолет было разрешено оставить.
– Все равно не заряжен, – успокоил телохранителя начальник штаба.
– Fucked again... – простонали диверсанты в голос. – Опять нас поимели...
Обстановка за ширмой оставалась прежней. Духота, насекомые. Запахи пота, ваксы и плохого одеколона. Помост для Мвимба-Хонго, раскладушки для полковника Забзугу и телохранителей, походные стульчики. Громоздкий железный стол с развернутой картой Малелы. Поверх карты – оружие и тарелки, полные засохших объедков.
Под столом находилась основная военная ценность: прикованный цепью к ножке титановый чемоданчик. В нем было то, что осталось от казны ОАТ после гибели большого сейфа под вертолетной бомбежкой. То есть никарагуанские золотые кордобы и магические приспособления Черного Шамана, необходимые для заклинаний и бесед этого великого человека с духами. А также валютная мелочь: метикалы, пулы и даласи в купюрах, быры в ассигнациях. И даже американские дорожные чеки, которыми забита вся Вселенная – уж зачем обзавелся этим мусором Шаман, неизвестно. Видимо, рассчитывал расплачиваться ими в самый последний момент, когда иссякнут запасы нормальных денег.
Да, все оставалось как раньше, но заметно переменился моральный климат. Если утром здесь царило воодушевление, то теперь гнев и уныние. Трусливое дезертирство едва ли не половины воинов расстроило командование до крайней степени. Маршал таха печалился выдержанно, по-офицерски – сидел и чистил автомат. Движения командарма были аккуратными, отточенными. Но в каждом шевелении его пальцев ощущалось такое бешенство, что казалось: дотронься Шаман до патрона, и тот взорвется.
Появление разведчиков Мвимба-Хонго встретил многообещающим возгласом «Ага!» и последующим жутким оскалом. Возможно, он всего лишь приветливо улыбнулся. Однако Вадиму при виде этой гримасы сейчас же вспомнились голофильмы про каннибалов и упырей. Те тоже частенько восклицали «ага», получив к обеду очередную жертву. А потом плотоядно облизывались...
Мвимба-Хонго медленно облизал лиловым языком вывернутые губы.
Сердце у Вадима на секунду сбилось с ритма, а потом застучало вдвое торопливей. Конечно, людоеды в фильмах предпочитали питаться молоденькими девушками, а не здоровенными солдатами KFOR... Так ведь на то и кино, чтоб в нем все было красиво.
– Ага! – повторил пугающий клич Черный Шаман и потеребил свою носовую резную кость. – Вернулись. Ваше счастье! Я уже собирался колдовать, чтоб метка верности напомнила тебе, Ирвин Чьянгугу, кому ты служишь.
– Я помню, мой маршал! – гаркнул американец. – Свободолюбивому народу таха и его великому вождю Мвимба-Хонго!
– Хорошо, – покивал великий вождь.
Кажется, он несколько смягчился. Хотя разве определишь что-нибудь наверняка по этому лицу, изукрашенному дикими узорами?
– Теперь докладывайте, как выполнили задание. Говори ты, Вадим.
– Справились в лучшем виде, мой маршал. Рапортую по пунктам. Первое. Успешно проникли во дворец. Второе: произвели отвлекающий маневр. В результате чего охрана, открыв беспорядочную стрельбу, пошла по ложному следу. Мы тем временем захватили важного пленника. Третье: допросили его с пристрастием. Четвертое: выяснили, что существует подземный ход, неизвестный охране узурпатора Волосебугу. Пятое: лично произвели исследование подземного хода. Шестое – явились, чтобы доложить: тайный путь в президентский дворец открыт для доблестных воинов ОАТ!
Мвимба-Хонго опять оскалился и прихлопнул в ладоши:
– Отлично! Где пленник?
– Не выдержал допроса с пристрастием, мой маршал! – бесстрастно соврал Вадим.
– Погиб?
– Так точно. Труп расчленен и уничтожен.
– Велик ли ход?
– Достаточен, мой маршал! Армия пройдет без проблем.
– Великолепное известие! – воскликнул Шаман и крепко пожал диверсантам руки. – Мои верные богатыри! Я знал, что вылазка закончится удачно. Оба будете щедро вознаграждены после нашей победы.
