удивительное, что, став однажды женой опера, Алена Петровна продолжала оставаться ею даже сейчас, когда оба супруга вышли на пенсию. Именно этот стаж дорогого стоил. Может быть, это чувствовала и Ирина, которая всякий раз находила тысячу отговорок, чтобы не идти с мужем в гости к соседям с девятого этажа?
Кстати, история знакомства опера «карманного отдела» Вити Голубева и тридцатидвухлетней «разведенки» Алены Морозовой заслуживает отдельного если не романа, то уж романа, точно.
17 августа 1980 года в служебной столовой Управления Октябрьской железной дороги Витя Голубев взял половинку горохового супа за 7 копеек, порцию сарделек счетом полторы и липкий граненый стакан напитка «Солнечный» противоречиво-светло-желтого цвета. Кинув на изогнутый алюминиевый поднос шесть кусков хлеба, он, чуть нахохлившись, уселся за одинокий в крошках стол. Разжевать кожу свиньи мужского пола Витя не смог и, оглянувшись градусов на восемьдесят влево, сплюнул ее обратно в тарелку. Щетина нырнула и тут же выскочила обратно – тонуть в гороховой похлебке свиная кожица категорически не желала. При ближайшем рассмотрении на ней явственно проступали пупырышки, из чего следовало, что после смерти хряка обжигали паяльной лампой. С сарделькой также пришлось помучиться: она никак не ломалась вилкой, а лишь тягуче плющилась, раздвигая стремящуюся на волю картофельную муку. Напиток «Солнечный» напомнил Вите теплую недокипяченую воду с остатками засохшего варенья в банке. Если бы Голубев учился в университете, то вкус этого «десерта» вызвал бы у него ассоциации со стройотрядом. Но Витя не учился нигде, кроме вьющихся проходных дворов с остатками затоптанных блокадных грядок. Изгнанный из ремеслухи, Голубев по комсомольскому призыву попал в рядовые милиционеры. Через полтора года ему присвоили звание сержанта, еще через год – старшего, а еще через семнадцать – старшины.
Витя заскучал и стал смотреть прямо. Но там не было ничего интересного, поскольку прямо он видел лишь опустевшую столовую да скучную документальную фильму. Дело было, конечно же, не в дохлом хряке! Гораздо хуже другое – за целый день, а сейчас часы показывали уже 18:03, в центре города он не увидел ни одного щипача. Сначала это его поразило, затем насторожило, а потом задело и травмировало. Представьте: Первомай, репродукторы, сбор у школы, кучи и кучки людей, размноженные портреты Политбюро, похожие друг на друга, дешевые бутерброды с редкой колбасой, переход через Дворцовый мост, взрыв блекло-розового надувного шарика в руках одноклассника. И вот вы на миг зажмуриваете глаза, затем раскрываете веки, чтобы улыбнуться, и – БАЦ!!! Ни одного человека на площади. Да что на площади – вообще вокруг ни одного! И как тут не вспомнить дьявола?… Точно такие же чувства колыхали сейчас и Витю.
За двадцать минут до этого перед подземным переходом к Гостиному Двору Витя нарочно наступил на ботинок спекулянту импортным «Мальборо» по прозвищу Шина:
– Шина, где весь честной народ?
В переходе под Невским было, как всегда, не протолкнуться.
– Вить, ты чего?! Все шебуршат.
Это заявление Шины повергло Голубева в ужас. Он что – никого не видит?! Вы когда-нибудь слепли?! Закройте глаза, быстро сделайте шесть шагов вперед, один влево, вытяните руку. Страшно? – То-то же! Вите вдруг подумалось, что именно сегодня он и умрет. Умрет пьяным и на раскладушке. «Попаду, наверное, в ад. Ну и хорошо, жулье ведь туда определяют? А они и в аду все равно не угомонятся. Вот я там в сыск и устроюсь».
К столику, стесняясь, подсеменила женщина. Звали ее Алена, и до этого она никогда сама не знакомилась с мужчинами. Алена была красивой женщиной. В данном случае прилагательное «красивой» – небанально и исчерпывающе. Алена работала инженером теплосетей и любила гладить женское нижнее белье. В данный момент она была одета с нуждающимся оттенком. Впрочем, оттенок этот бросился бы в глаза разве что такой же, как она, разведенке со вкусом и без лишних денег.
– Хотите винегрет с пивом?
Ничего удачнее Голубеву нельзя было и предложить. Ведь это так гармонировало с его сползшими в толстенький ободок носками неопределенного запаха.
– Хочу, но у меня нет денег. Но за ваш счет не стану. Но если вы из буфета, то в долг буду. Но могу забыть отдать, но не потому, что жадный.
– Я сейчас! – Алена выхватила тарелку и зеленую поллитра «Жигулевского» с буфетного прилавка с аналогичным замерзшим ассортиментом.
Она торопилась. Перед тем как подать, Алена умудрилась увидеть свое отражение в начищенной глади металла холодильника, одернуть юбку и дунуть на мешающую свисшую длинную волосинку.
– А вы давно были в театре? – сглотнула Алена, дождавшись, когда Витя после нескольких глубоких глотков пива перегрызет кусочек селедки поверх ярко-малинового винегрета.
– Да, считай, через день театралю.
Алена удивилась, обрадовалась, вдумалась и огорчилась.
– Вернее, тружусь около театров, особенно перед Мариинкой, – пояснил Витя.
– Вы таксист?
– Нет, опер.
– Вы… помогаете во время спектаклей?
– Я же говорю – до спектаклей не доходит. Я легавый.
– То есть вы…
– Ну, милиционер.
– О господи!
– Извините, конечно… У вас что, кто-нибудь сидит?
– На чем?
– В тюрьме?
– По-вашему, я похожа?
– Не знаю… Вам, по-моему, неприятно.
– Нет, что вы… Я никогда не угощала винегретом следователей.
– Спасибо, – Витя произнес это абсолютно искренне.
– Так вам театр надоел?
– Не думаю… Я там никогда не был.
– О господи!
– Я правду говорю.
– Спасибо… Тогда пойдемте в театр?
– Пошли.
– Давайте прямо сейчас. Мы успеем!
– Вам видней… Спасибо…
Минут пять они шли молча. Алена думала лихорадочно. Витя тоже думал, но о своем. О том, что она могла видеть, как он сплевывает кожуру… Вскоре Алена опомнилась и застрочила обрывками естественных в таких ситуациях мыслей и фраз. Витя все внимательно выслушал.
– А меня зовут Голубев.
– Алена.
Они остановились. При заходящем солнце Витя наконец разглядел ее и сделал вывод: очень красивая. И еще подумал: «А я?» После чего посмотрел на свои светло-коричневые сандалии и понял: «М- да…»
К театру Комедии они подходили уже «под ручку». За это время Алена успела произнести много слов, улыбалась и даже один раз прижалась к Виктору плечом:
– И как вы не боитесь следить за преступниками?
– Мы друг друга не боимся. А потом, вы что думаете, что жулики все злодеи?
– А как иначе?
– Иначе чугунно: среди них столько же порядочных людей, сколько и среди артистов театра.
– Странно. Вы следователь…
