— Это что… твой любимый поэт?
— Не думаю, — ответил Некрасов. — Но в творчестве истинных мастеров поэзии непременно отыскивается минимум два — три шедевра, от которых я в восхищении. И что удивительно, сколько бы я их ни перечитывал, всякий раз, они словно драгоценные камушки, поворачивались ко мне все новыми и новыми гранями, удивляя своей совершенной красотой. Таких волшебных камней хватило бы на целую корону.
— И кому бы она была в пору? — не без лукавства спросила Зоя.
— Не знаю, — простосердечно ответил он, — разве что одной из Муз, покровительствующей поэтам.
Не желая верить в совпадения, Зоя все-таки спросила его:
— Володя, а почему ты прочитал именно Бунина?
— Сам удивляюсь, почему-то в голову вдруг пришло.
У Дениса холодно блеснули глаза. Впечатление, произведенное Владимиром на девушку, ему явно не по душе пришлось.
Некрасов развернул коляску и неспешно толкнул ободки колес вперёд. Денис и Зоя пошли рядом с ним.
Денис, желая вернуть себе инициативу, как-то не к месту задал вопрос:
— Скажите, Владимир, а гениальные стихи вы тоже на свой аршин меряете?
Капитан с недоумением покосился на Дениса.
— Конечно. А вы что же — на чужой?
Тот, начиная терять самообладание, снова спросил его:
— И не боитесь прослыть профаном?
— Нет, — спокойно ответил Некрасов. — Я привык полагаться на свой вкус. То, что я не зачитываюсь каким-нибудь гением, ровным счетом ничего не значит. Даже гениальному автору нужен читатель с родственной ему душой. Я, например, как ни старался, так и не смог прочитать «Дон Кихота», бросил на середине «Сто лет одиночества», одолел всего лишь несколько глав «Гаргантюа и Пантагрюэля», — ну и что? Разве это умаляет талант Сервантеса, Маркеса, Рабле? Нет. У меня с ними должно быть хоть отдаленное совпадение восприятия, языка, образности. Их нет. А раз нет этой сонастроенности, то я не испытываю и удовлетворения от прочитанного. Зато с удовольствием читаю других авторов.
— И кто же эти счастливчики? — издевательским тоном спросил Денис.
— Мне нравятся Грин, Паустовский, Гессе, Бальзак, Уайльд, Пушкин, Есенин; об остальных я уже говорил. Еще будут вопросы? — с тонкой иронией спросил Владимир.
Зоя почувствовала, что запас дружелюбия у мужчин на исходе. Денис становился все более и более бесцеремонным. Пора остановить их.
— Ребята, а может, на сегодня хватит вопросов? Мне бы очень хотелось послушать птиц; такой радостный щебет, что дух захватывает.
— Хорошая мысль, — сказал Владимир.
— Можно, — согласился и Денис и, придержав девушку за руку, зашел с ней за спинку коляски.
Он взялся за ее левую рукоятку, а Зоя — за правую, и оба стали толкать ее. Но, пройдя немного, он перехватил рукоятку коляски левой рукой, а правой обнял девушку и полез целоваться.
Зоя сделала ему страшные глаза — все напрасно. Шея у Владимира напряглась, кончики ушей порозовели. «Боже, как нелепо! Нашел, где приставать со своими нежностями. Совсем ополоумел». Но вот тень от зеленого полога осталась позади. Зоя остановила коляску и, зайдя справа, сказала Владимиру:
— Ну вот, Володя, мы и погуляли. Пора прощаться.
Кивнула Денису. Тот протянул руку.
— Удачи.
Владимир ответил на рукопожатие.
— И тебе.
Денис отступил в сторону. Зоя показала ему рукой, чтобы он оставил их. Всем своим видом выказав недоумение, он поплелся к воротам. Встретившись с потерянным взглядом Владимира, девушка вмиг лишилась своей уверенности, и дежурные слова, готовые уж было слететь с ее губ, словно прилипли к языку. Владимир взял ее руку и поцеловал.
— Зоя, спасибо тебе за спасение, за надежду, что вдохнула в меня. Запомни, пожалуйста, ты мне теперь не чужой человек, и если когда-нибудь возникнет необходимость в моей помощи, дай знать через тетю Машу. Будь счастлива. И прощай.
— Прощай, — только и смогла она выговорить.
Глава 6
Отъезд
Прошла неделя, и то, чем жила Зоя последние дни, потеряло свою остроту. Работа с ее обычными мелкими неприятностями, дневной суетой, ночными дежурствами и отравляющим сознание однообразием как будто подчинила ее. Однако одиночество, словно серебристый кокон, все разрасталось и разрасталось вокруг нее. Оно требовало заполнения этой пустоты. И девушка, буквально каждый божий день, как заядлая фанатка, стала прокручивать ролик своих цветных впечатлений от ее первого путешествия на юг. В этом невидимом для окружающих кино было все: и задумчивые прогулки с Владимиром по санаторию, и обжигающие ласки спешащих навстречу зеленоватых волн, и задушевные беседы за чашечкой чая с тетей Машей, и опьяняющая близость Дениса.
Иногда она пыталась представить его за работой, но из этого ничего не выходило. Фиолетовый пиджак Дениса, его малиновые и ярко-зеленые рубашки и футболки, переливчатые галстуки и светлые брюки как-то не вязались с рабочей обстановкой. Нет, как бы ей того ни хотелось, но этот парень дома не усидит, ни сейчас, ни после. Уж он-то знает, что такое успех у женщин. И это беспокоило Зою. Мысли о сказочном принце, как накрытые ловким сачком бабочки, встревожено бились вокруг приманившего их лазоревого цветка, называемого счастьем.
Кстати, Денис взял ее адрес и обещал вскоре написать. «Интересно, чем же он все-таки занят?» — гадала она.
У нее появилась привычка припоминать все интересные разговоры, в которых она участвовала за время поездки. Они как-то сами собой свились в связанную своими концами нить, на которой заблестели речные жемчужины, и Зоя, перебирая их, время от времени обнаруживала новые неожиданные нюансы сказанного кем-то из ее собеседников. И это давало ей прекрасный повод для размышлений.
Встретить такого душевного и умного человека, как тетя Маша, — это подарок судьбы. Приятно будет увидеться еще раз и без утайки поговорить с ней о жизни.
Зоя не могла не думать и о Владимире. Почти каждая встреча с ним удивляла ее каким-нибудь маленьким открытием. Его внутренний мир оказался гораздо богаче ее первоначального представления о нем. Она заметила, что Владимир хоть и перестал прятаться за створками раковины отчуждения, но и не спешил чем-либо хвалиться, и только вопросы к нему вынуждали его рассказывать о себе.
Он, безусловно, интересный человек, — думала она. — Очень интересный. И жаль, что больше с ним не встретимся. И хотя нам удалось побеседовать о многом, но все ж возникла парочка вопросов, на которые тоже хотелось бы знать ответы. Первый: почему тогда из доброй сотни общепризнанных поэтов он прочитал стихи именно Бунина? И второй: отчего вдруг при расставании с Некрасовым мне захотелось заплакать?
Двадцатого августа в почтовом ящике Зоя наконец-то обнаружила тоненькое измятое письмо. Однако оно было не от Дениса, а от бабушкиной соседки Дарьи Моховой. Новости были удручающие: бабушка Анфиса занемогла, и соседка просила мать девушки поскорее приехать в Ольховку и поухаживать за ней. И еще приписала: «Поспешите навестить ее, чтобы потом ни о чем не жалеть, да и меня не виноватить».
Зоя предвидела реакцию матери и, тем не менее, позвонила ей. Сообщила о содержании письма и спросила ее, что она намерена делать? Мать со свойственной ей прямотой ответила дочери:
— Что ты от меня хочешь? Чтобы я выбросила на ветер несколько тысяч, а потом неизвестно сколько торчала в Ольховке и, в конце концов, потеряла свою работу? А что если, как только уеду, она умрет? Кто
