обратиться к Сизову Петру Нилычу в четырнадцатый кабинет. Пухленький, словно сдобная булочка, старичок с шикарными гусарскими усами, выслушав ее вопросы о пособии и страховке, кокетливо улыбнулся.
— Милая девушка, если бы к нам поступили какие-нибудь сведения по поводу денежных выплат вашему мужу, мы бы тотчас поставили вас в известность.
Он встал, изящным жестом поправил стул, давая понять, что разговор окончен.
— Как я понимаю, вы тоже бывший военный?
— Да, — горделиво кивнул он. — Я тридцать два года прослужил в военных комиссариатах.
— Славный боевой путь, — пробормотала она. — И ни разу не терялись бумаги?
— У нас никогда ничего не теряется! — с нескрываемым раздражением отчеканил старичок.
«Услышал, таракан напудренный», — с удовлетворением отметила она.
— Извините, — с нажимом выговорил он, — у нас перерыв на обед.
— Вы тоже извините, но я приехала из Ольховки и тоже дорожу своим временем. У вас до перерыва еще десять минут, так что потрудитесь найти документы моего мужа Некрасова Владимира Митрофановича и, опираясь на факты, ответить мне на мои вопросы.
Старый служака зарумянился, немного постоял в раздумье и ровным бесстрастным голосом произнес:
— Ничем не могу помочь. Ключи от сейфа с документацией у моего начальника, а он уже ушел.
— Он вам не доверяет? Ну, хорошо, — едва сдерживаясь от негодования, проговорила Зоя. — Тогда запишите для своего начальника суть моего вопроса и поставьте сегодняшнюю дату. А на словах ему передайте, что если по истечении десяти дней нам не выдадут страховку, то я через центральные газеты задам Министру обороны неприятный, но конкретный вопрос: «Кто украл деньги нашей семьи?»
У старичка начало подергиваться веко.
— Телефон у нас есть. До свиданья, Петр Нилыч.
— До свиданья, — едва выдавил он.
Зоя вышла. Вскоре весь ее воинственный пыл улетучился, а магазинные цены окончательно лишили ее оптимизма. Ей не удалось сделать и половины необходимых покупок. Колосника тоже не оказалось.
«До встречи — полчаса. Никуда не хочу. Опять никакой надежды, — неторопливо вышагивая, думала Некрасова. — Этих бронежилетных ничем не пробьешь. Третий год на исходе, а им хоть бы что. Может, действительно написать в газету? Но как не хочется склоки».
— Женщина! У вас можно спросить?
Зоя подняла голову, и тут увидела жаркие глаза цыганки. Инстинктивно отшатнулась.
— Нет, не попросить, а спросить, — зачастила та. — Вы не скажете, где здесь аптека подешевле? А то у меня сынок заболел.
«Ну вот. У нее беда, а я шарахаюсь от человека. Да и чего собственно плохого она мне может сделать?»
Зоя начала рассказывать ей, как отыскать аптеку, а она, глядя на нее во все глаза, все уточняла и уточняла.
— Ой, моя дорогая! — трагически заломила она пальцы. — Я так волнуюсь, что ничего не могу запомнить. Вы ж тоже мать, правда же?
— Да, да, — подтвердила Зоя.
— Может, у вас с собой какие лекарства есть?
Зоя выхватила из сумки косметичку, в которой давно уже лежали одни лекарства. Предложила цыганке. Та, рассыпаясь в благодарности и лести, стала выбирать лекарства, и все бестолково переспрашивать Зою. И все говорила и говорила без у?молку.
— Ты такая добрая, как ангел, — она взяла ее за руку.
«Ох, и голова у меня тяжелая… — Зоя остановилась, потерла виски и с удивлением огляделась. — Боже! Где это я? Что за улица? Куда меня занесло? Бреду неизвестно куда. Сколько же там времени?»
Взглянула на часы. Пятнадцать десять.
«Ничего себе, гулёна». Подхватила с земли сумку и бросилась к автостанции. Но, добравшись до перекрестка, поняла, что не знает, куда идти.
«Что со мной? — встревожилась она. — Неужели склероз?»
Увидев на одном из огородов старика, Зоя расспросила его, как пройти к автостанции. Подняла сумку с покупками и вдруг обратила внимание на свою руку. На пальцах нет ни перстенька, ни обручального. Она так и обмерла. «Что же это?» Постояв в раздумье, пошла к автостанции. На пути к ней и вспомнила цепкие глаза цыганки, ее прохладную руку и опутывающую сладкой лестью торопливую речь.
«…У тебя сегодня был не самый удачный день. Но ты встретила меня, и теперь счастье придет в твой дом. Я тебе наворожу, и все, кого ты любишь, будут здоровы. У тебя золотое сердце. Таких женщин, как ты — одна на миллион. Ты такая красивая. Зачем тебе все эти украшения? У тебя самые правильные ушки. А серьги такие тяжелые, вредно их носить в ушах. Сними их! Сними поскорей».
Зоины руки потянулись к серьгам и вынули их из мочек.
«А пальчики твои? Нельзя же их сутками сдавливать всякими колечками и перстнями. Сними их, сними-сними, освободи свои пальчики. Они так устали. Пусть отдохнут».
Зоя послушно сняла перстенек и обручальное кольцо.
«Вот молодец. И цепочку, моя ласковая. Крестик-то нужно на простой веревочке носить, отцепи его, положи в кошелек, чтоб не потерялся. Вот умница. Давай мне эти побрякушки, милая. Тебя муж и так будет любить. Ты такая хорошая!»
Зоя все покорно отдала ей.
«Вот и правильно. И не печалься. Теперь у тебя все будет хорошо. Спасибо тебе, дорогая, за доброту твою. И благодари судьбу, что меня встретила. Иди, золотая моя, иди. Счастья тебе!»
И Зоя пошла в ту сторону, куда она ее направила.
«Боже! Что же я натворила?»
Опоздав на полчаса, вся зареванная и вспотевшая, она подошла к ожидавшему ее уазику. Женя сидел за рулем и читал газету. Увидев ее в таком живописном виде, он мгновенно выскочил наружу.
— Что с тобой? Что-то случилось?.. Ладно, давай сумку и залезай в машину. Попей водички, успокойся.
Зоя, тяжело вздохнув, полезла на сиденье. А, отдышавшись, рассказала Евгению о своем несчастье.
— Вот же чертовка! — выругался он. — Она еще и гипнозом владеет. Представляю, скольких людей отучила она от добросердечия. Отзовутся ли они теперь на чужое горе? Думает, на простаков нарвалась. Ну уж нет, этого я так не оставлю. Погоди, сейчас мы сообразим что-нибудь.
Он завел автомобиль, подумал и поехал вглубь поселка.
— У меня здесь в милиции фронтовой друг работает. Уверен, он поможет.
Минут через сорок они уже ехали на окраину поселка к барону — оказывается, здесь имеются и такие. На руках у Зои лежала портативная рация. Они медленно въехали в узкую улочку и остановились в трех метрах от калитки, утопающего в листве фруктовых деревьев дома.
Женя посигналил и вылез из кабины. Через минуту ожиданий на калитку облокотился полный холеный, не лишенный шарма цыган.
— Чего шумишь?
— Знаешь, что это за женщина в машине?
Цыган лениво взглянул на Зою.
— Нет. И мне это не интересно.
— Это жена моего друга — фронтовика, вернувшегося с войны без ног, мать годовалых двойняшек.
— Ну и что?
— А то, что одна из твоих сестренок, самая глазастая, разгуливающая сегодня в желтой шали, принудила ее снять с себя серьги, перстенек, цепочку — вот крестик с нее, — разжал он кулак, — и даже подаренное бабушкой обручальное кольцо.
— Я-то здесь при чём? Кто где гуляет, не мое дело.
— Зря ты так. Мы своих в обиду не даем. Предлагаю на выбор: или все мною перечисленное вы
