вами. Только держитесь за нас.
— Держалась и кобыла за оглобли, пока не упала, — усмехнулся Володя. — Можно подумать, вы предлагаете нам новые материалы, высокие технологии. Нет же? Сплавляете нам всякий ширпотреб да продукты, извините, более чем сомнительного качества.
— Владимир, а предоставляемые нами кредиты, разве это не помощь? А компьютеры — не технологии?
— Джимми, я надеюсь, вы и условия помните, на которых даете нам деньги? А бытовые компьютеры — это детские игрушки. Я что-то пока не слышал, чтобы при вашем содействии переоснастили хоть одно крупное предприятие по-настоящему современным оборудованием. Полагаться на вас было бы непростительной глупостью, даже идиотизмом.
Вошла Даша.
— Извините, по делам бегала. Давайте-ка стол придвинем к дивану, — распорядилась она.
Дискуссия замерла. С полчаса царило беззаботное радостное оживление: провозглашали тосты, закусывали, хвалили кулинарное искусство хозяйки, шутили.
Но вот все наелись, и мужчины снова стали оценивающе присматриваться друг к другу.
Зоя наклонилась к Даше и едва слышно сказала ей:
— Мне кажется, Володя слишком жестко спорил с вашими гостями. Может, намекнуть ему, чтобы поделикатней был с ними?
— Не надо. Они хотели что-нибудь остренькое — пусть наслаждаются. Витьку моего за три дня совсем затюкали. Пусть маленько и сами поёрзают.
— Ладно. Тогда не буду мешать ему. Смотри, они уже как на борцовском ковре к сшибке готовятся.
Начал Филдс.
— Мы не договорили, — обратился он к Володе. — Как я понял, вы не удовлетворены ни нашей помощью, ни происходящими в стране переменами.
— Еще как не удовлетворен.
— И что же вас не устраивает? — придвинулся ближе Семен Викторович.
— Мне не понравилось, что мою страну разорвали на лоскуты, как шкуру прирученной, а потом из бахвальства прирезанной оленихи, упившиеся до беспамятства браконьеры. Кстати, это и есть одна из причин так называемых «революционных», а по сути анархических преобразований в экономике.
Некрасов сложил руки на груди.
— Вы намекаете, что такая держава могла рухнуть из-за какого-то решения трех подвыпивших мужиков? — саркастически прищурился Семен Викторович.
— В роковые минуты истории все возможно. А сговор этих князьков — удар исподтишка, предательский удар.
— Володя, не будьте пессимистом, — сказал Семен Викторович. — Поверьте, страна уже поднимается.
— Угу. Из положения лежа — на четвереньки, — добавил Володя.
Джеймс улыбнулся.
— А вы бы хотели, чтобы ничего не менялось?
— Вовсе нет. Добрые перемены никому не вредят.
— Уверен, он уже завтра хотел бы жить в Ольховке как в Америке, — кивнул в сторону Володи ухмыляющийся ростовчанин, — без потерь и огорчений. Угадал?
— Вот уж нет. Чего-чего, но американский образ жизни мне особенно не по душе. И, кстати, американская мечта меня тоже не вдохновляет.
У американца лишь на мгновенье приподнялись брови, зато лицо его друга приняло вызывающее выражение.
— Вы считаете, что мечты наших народов имеют принципиальные различия? — спросил Филдс.
— Считаю. И вот в чем, — ударил пальцем по невидимой клавише Некрасов. — Мечта американца — выявить свои способности и таланты и, пользуясь ими, непременно разбогатеть. Русский же человек менее практичен и более сентиментален. Поэтому, обнаружив свой дар, он, как правило, старается возвысить его до творчества и, развивая его, стремится не столько к выгоде, сколько к удовольствию доставить радость себе и людям.
Возникла пауза. Американец жестом пресек попытку ростовчанина перебить его.
— Владимир, вы желаете, чтобы Россия так и осталась вольной медведицей? — спросил Джимми.
— …худой, дикой и дурно пахнущей, — со вкусом добавил Семен Викторович.
Володя с веселым изумлением посмотрел на него.
— Кажется, на одного американца стало больше…
— Не надо острить, — с кислой гримасой на лице отмахнулся Мохов-старший. — Я совершенно не разделяю причину вашей неприязни к Америке. По моему убеждению, у русских сейчас просто нет почвы для недоверия к ней. Она уже не раз оказывала нам свою бескорыстную помощь.
— Угу. У корысти всегда рожа бескорыстна, — заметил Владимир. — А моя нелюбовь, Семен Викторович, легко объяснима. В отличие от вас, я не забыл, что развалом моей страны и всей этой кровавой смутой мы обязаны не только нашим недоумкам, но и цэрэушникам.
— И хорошо, что помогли! — чуть ли не подпрыгнул ростовчанин. — Можно сказать, нам повезло! Крупно повезло! Наше общество стало гораздо открытей. Раньше, например, пригласить кого-нибудь или съездить, скажем, во Францию было не легче, чем попасть в отряд космонавтов. Или не правда?
— Правда. А точнее, часть правды, которую вы захотели принять.
— Ну, допустим. Но ведь теперь никаких проблем: пожалуйста, езжайте. И все благодаря тому, что мы вступили на путь демократии. И заметьте, Америка в числе первых протянула нам руку. Кстати, вспомните ее историю: скольким беженцам она стала родиной? Нет, что ни говорите, а США — поистине колыбель демократии! — с неуместным пафосом закончил оппонент Некрасова.
— Да кто же не знает, с чего начиналась Америка? — сказал Володя. — Судя по всему, дух былого авантюризма еще не выветрился у нее. Если она — колыбель демократии, прибежище изгнанников и талантов, так пусть и живет по этим принципам. А не старается с маниакальной настойчивостью уложить в свою люльку всех без разбора и потом бороться с искушением кого-нибудь укоротить.
— Это в вас говорит военный, — продирижировал пальцем Семен Викторович.
— Возможно. Но русский военный.
— Владимир, — американец нервно щипнул свой ус, — вы же понимаете, что моя страна как реальный гарант демократии просто обязана лезть в драку. Такова природа, если хотите, тактика поведения любого вожака, будь то звериной стаи или человеческого сообщества.
— Кстати, о зверях, — оживился Володя. — Америка у меня давно уже ассоциируется с одним своеобразным мифическим животным.
— И с каким же, интересно?
— Боюсь, вам это не слишком понравится.
— Ничего, я не изнеженная девка. Говорите.
— Добро. Только хочу напомнить — это мои личные ассоциации.
— Хорошо-хорошо. Так с кем же?
— С вепрем.
— С вепрем? — с удивлением переспросил американец.
— Да, — улыбнулся Володя, — с диким клыкастым кабаном.
— О-о! — оскорбленно воскликнул Джимми. — Какие у вас странные представления о моей стране. Не вижу ничего общего.
— Это с непривычки. И все-таки согласитесь, вепрь — очень опасный хищник.
— Владимир, это уж слишком, — стиснув зубы, заметил Семен Викторович. — Создаётся впечатление, что вы глумитесь над патриотизмом нашего гостя.
— Ничуть. Я, как вы понимаете, не дипломат, поэтому и говорю, что думаю, без обиняков. Если, конечно, это оскорбляет ваш тонкий слух, давайте говорить о погоде.
— Нет-нет, — запротестовал Джимми. — Я предпочитаю острый диалог. Мне не все приятно слышать,
