возвращайтесь к нему и упивайтесь результатами своих дел.
— С вами трудно спорить, — заметил Анатолий. — Только скажу вам: зря вы свои сердца ожесточаете. С тем, чего нельзя изменить, лучше смириться.
— Ты, батюшка, своих прихожан призывай к смирению, пусть терпят, если могут! — возмутилась Татьяна. — А нам, коммунистам, не пристало пескарями по норкам прятаться. Нужно бороться за справедливость. Да, Женя?
— Ладно, Таня, не горячись, — взял он ее за руку. — И с Анатолием не спорь понапрасну. Кому по душе такая независимость депутатов от избирателей? Никому. Но кто виноват в этом?
— Ребята, — подал голос Володя. — У России сейчас много проблем. За что ни возьмись — больно. К слову, у меня не выходит из головы диагноз, поставленный нашей стране американцем. Он у Даши с Виктором гостил.
— Ну и что там за диагноз? — спросил Саша.
— А диагноз паршивый: заметная утрата духовности, власть воров и вымирающее население. Каково, а?
— Мрачноватый взгляд, однако, — сказал Женя, — но, по сути, все это не далеко от истины. В Подгорном сейчас умирает людей раза в полтора больше, чем рождается. Вероятно, такая же картина повсюду. И что мне совершенно не понятно, так это то, что выходцы из Советского Союза годами не могут получить наше гражданство. Редкостная глупость.
— А насчет воров я не согласен, — сказал Саша. — Я знаю вполне порядочных руководителей…
— Речь, конечно же, об олигархах, — перебил его Женя. — Ведь реальная власть у них. В этой когорте порядочных людей вряд ли отыщешь. В одночасье прибрать к рукам плоды труда миллионов людей и стратегические ресурсы государства могли только ловкачи и воры. И не удивлюсь, если теперь, блюдя свои интересы, они станут шантажировать его, а, может быть, при удобном для них случае и пытаться поставить его на колени.
— Бог не допустит, — заметил Анатолий.
— А вот как думаете, — обвела взглядом присутствующих Татьяна, — какими качествами должен обладать человек, которому для самоутверждения нужны гигантские заводы, фабрики, огромные площади земли, целые месторождения?
— Да уж, известно, не от щедрости богатеют, — сказал Сергей. — Тут в ходу скупость, изворотливость. Это ясно.
— В самую точку! — поддержала его Татьяна. — Так вот я и спрашиваю: кто сказал, что это амбициозное, фантастически жадное и тщеславное чудовище может быть хорошим хозяином? По отношению к кому и чему… к рабочим, стране, природе? Вранье все это! Некомпетентного или нечистого на руку директора сменить можно, а олигарха или его непутевых наследников как урезонить?
— Эти быстрее предприятие прикончат, чем согласятся признать себя неправыми, — заметил Саша.
— Вот именно! — подтвердила Татьяна. — И поэтому их аппетиты нужно ограничивать. А ведущие отрасли должны быть как минимум под контролем государства. Ведь Правительство без рычагов управления — не более чем статисты.
— Таня, тебя послушаешь, точно на митинге побываешь, — с легкой укоризной сказала Зоя.
— Извини, Зоечка, привычка, — смутилась Татьяна.
— Ребята, — произнес Владимир, — а я не перестаю удивляться терпению нашего народа. Вспомните: за последние годы уж как только не издевались над ним — терпит. Сначала законники потакали мародерам и вертели законом что дышлом. — Народ роптал, но терпел. Потом был передел собственности. — Народ матерился и снова терпел. Теперь новые издевательства последних хозяев: то газ, то электричество отключат, а то и отопление. Так и хочется предупредить их: «Ребята, а ведь доиграетесь! Бойтесь ярости терпеливого человека. Сейчас вы их морите и морозите — воздастся и вам!»
— Да, — вздохнул Женя, — все революции в России от долготерпения…
— Парни, не уводите разговор от темы, — раздраженно сказала Татьяна. — Я еще не договорила.
— Ради Бога, — примиряюще ответил Евгений.
— Так вот. Если на следующих выборах мы вернем себе власть, — заявила она, — сразу же проведем экспертную оценку приватизации крупнейших объектов. И через суды все исправим. Оставим этим жирным котам только то, что можно было приобрести без мошенничества, с обязательным условием: всю незаконную прибыль вернуть государству. Особенно придавим хвосты чиновникам, имеющим большой бизнес. Любому ясно, что выгоде и чести не ужиться вместе. Такие бизнесмены — подлецы первого эшелона. Уж они то, владея информацией, знают, на чём руки погреть — всех своих родичей озолотили. И с взяточниками быстро разберемся. Спустим чиновникам шкалу взяток и сроков, пусть знают, на что идут.
— У нас что, тюрьмы пустуют? — сказал Георгий. — Предателей надо в тюрьмах держать, рецидивистов там и прочих. А этих образованных и, в остальном, законопослушных людей, сажать себе дороже. Попался на крупной взятке? Значит, его ахиллесова пята — собственность. Вот по ней и бить надо. Дайте пять лет условно, конфискуйте имущество, запретите занимать руководящие должности. И пусть работает.
— Интересно, — сказала Татьяна, — а где он будет жить, если конфискуют его особняк или элитную квартиру?
— Переселите его семью в квартиру по нормам, оставьте необходимое имущество, и гуд бай, пролетарий! Взяток ему больше не дадут.
— Молодец, Жора, — хлопнул его по плечу Некрасов. — Руки отрубать, в тюрьмы сажать — это жестоко и глупо. Мне твой вариант на сто процентов нравится.
— А мне непонятно, почему у нас и пацану, угнавшему мотоцикл покататься и финансовому воротиле, укравшему десяток миллионов, дают одинаковые сроки? — сказал Данилов. — Где логика?
— Нет ее, козе понятно, — произнес Саша Соколов. — А вот дай этому пацану месяц, прополощи мозги и выпусти. Так он от радости как ежик на шарике будет прыгать.
Геляев, привлекая внимание, постучал пальцами по столу.
— Друзья мои, у каждого есть аргументы в пользу своей правды, — сказал он. — Но на что мы опираемся? На крупицу своих знаний, на свой крохотный опыт короткой, как миг, жизни? Мы видим и слышим только то, что нам дано увидеть и услышать. Однако истину может знать один Господь. И не нам считать преступниками тех, кто не осужден законом. Многие пришли к святости через грехи свои, через покаяние. И затем оправдались делами богоугодными.
— Да, ребята, довольно споров, — поддержал батюшку Володя. — Так ли уж важна исходная позиция каждого из нас? Разве мы не убедились, что при любом строе можно сделать народ бедным и бесправным или наоборот, обеспеченным и защищенным? Была бы охота. Вспомните: при социализме мы провозглашали социальные гарантии и кое-как обеспечивали их, а скандинавские страны уже тогда заботились о человеке лучше, чем у нас, а тем паче сейчас. Сегодня, опять же, мы выкладываем деньги за лечение и образование, а нефтяные страны Африки имеют возможность бесплатно лечить и обучать своих детей за границей. Очевидно, их социальная политика опять эффективнее нашей. Не правда ли?
Татьяна досадливо повела плечиком.
— Но это же все наше влияние. А тебе, Анатолий, на твои слова скажу вот что: если ты прав в том, что есть жизнь после смерти, то прежде, чем предстать пред очи господни, разорители России встретятся с палачами Ивана Грозного и Петра Великого. И пусть нынешние воры-благодетели хоть по три храма выстроят. Ворами они были в наших глазах — ворами и останутся. И ждет их встреча не с ангелами, а с Малютой Скуратовым.
Пока Зоя с Лидой готовили стол к чаепитию, Люба завладела вниманием.
— Ну, вот скажите мне, можно ли воскресить духовность общества, если в школе мы пытаемся привить ребятам веру в добро и справедливость, а жизненные примеры убеждают их в том, что легче отобрать, чем заработать; прав тот, кто богаче. Думаю, в такой атмосфере сознание детей исправить невозможно. Хотя, по совести говоря, уже и учить-то некого.
— Это правда, что у нас скоро десятилетку закроют? — спросила Варя.
