— Вылезли?
— Как миленькие. Жить хотели… Их тут же, возле остановки, в распыл. Каково, а?
Он вдруг посерьезнел, завертел головой, прислушиваясь.
— Ты слышал?
— Что? — не понял Руслан.
Цепким взглядом водитель Муса окинул примыкающие к дому пристройки, скользнул по крыльцу.
— Нашел! — тихо произнес он.
Теперь и Руслан заметил на крыльце комки грязи, принесенные явно обувью.
— Проверим?
Взяв автомат на изготовку, он поднялся по ступенькам и пинком распахнул дверь. В грудь ему смотрел пистолет, что держал обеими руками сидевший на полу человек. Ствол пистолета дрожал. И медленно опустился.
Руслан прошел на веранду, вырвал из кисти ПМ[11]. Мужчина не шелохнулся, лишь закрыл глаза, ожидая развязки.
— Вставай! — рявкнул от двери Муса.
Но он продолжал сидеть, пот крупными каплями выступил на измазанном копотью лбу.
Руслан потрогал окоченевшую шею лежащего рядом с ним армейца:
— Мертвый.
— Подъем! Кому сказал?..
— Да какой ему подъем? — усмехнулся Руслан и, присев к федералу, развел полы его камуфлированной куртки, показав водителю коричневые в подсыхающей крови бинты. — Забираем его.
— Зачем?! Пусть сдыхает. Собаке собачья смерть.
— Остынь ты… Все же человек. Отвезем его в госпиталь.
— Делать мне нечего! — заупрямился Муса и демонстративно скрестил на груди волосатые руки. — Там нашим места и лекарств не хватает, на него еще переводить. Кто их сюда звал?! Ты? Или я? Вот и пусть гниет, пока дерьмом своим не захлебнется.
— Помогай!
— Ага, жди.
Руслан выщелкнул из рукоятки пистолета магазин, посмотрел на патроны и вогнал его назад. Подержав на ладони, протянул водителю.
— Отвезешь, будет твой.
Глаза у Мусы загорелись. Еще бы, в перенасыщенном оружием Грозном пистолеты до сих пор считались роскошью, их не хватало командирам, не говоря уже о рядовых ополченцах. Руслан знал, на что давить.
— Шут с тобой! — проворчал Муса, запихивая пистолет за пояс. — Отвезу, только все равно он сдохнет.
Васнецов уже приготовился к смерти, и ждал пулю, как избавление.
…Когда дверь от удара распахнулась, он превозмог себя и поднял пистолет, ловя дрожащим стволом размытую фигуру.
И он нажал на собачку, но выстрела не последовало. Пистолет стоял на предохранителе.
Размытое пятно сформировалось в стройную фигуру молодого чеченца, наставившего на него автомат. Уронив ПМ, Васнецов отрешенно закрыл глаза. Будь теперь, что будет.
Но его не торопились убивать. Молодой о чем-то спорил с появившимся в дверях приятелем, сути спора Васнецов не разобрал, догадываясь лишь, что спор идет о нем.
Его подняли с пола, поставили на ноги. Голова пошла кругом, пол покачнулся, и он наверняка бы рухнул, не подхвати его чеченцы. Они вынесли его во двор, повели огородом.
Чеченец постарше грубо дергал его за локоть, в его голосе сквозила неприкрытая злоба.
— Перебирай ногами! — то и дело рявкал он, и Васнецов, в чьем воспаленном мозгу билась единственная, обжигающая мысль: «ПЛЕН», сожалел лишь о малом. Была бы граната! Ему бы хватило сил вытащить чеку.
Но гранаты у него не было, как не было и сил сопротивляться. Его провели мимо подбитой командно- штабной машины, из люков которой тянулся в чистое утреннее небо дым…
Еще сутки назад ему все виделось по другому, о плене не могло быть и мысли, как и о том кошмаре, что ему довелось и еще доведется пережить.
Какие-то сутки, двадцать четыре часа…
— В салон его не посажу! — категорично заявил Муса, отпуская пленника.
Вынув из зажигания ключ, открыл багажник, с трудом вытащил запаску и закатил ее между пассажирским сиденьем и приборной панелью. Туда же, на резиновый коврик, бросил кожанку с инструментами.
— Полезай, урод.
Вдвоем с Русланом они запихали пленного в багажник.
— На что он тебе сдался?! — усевшись за баранку, проворчал он.
Руслан только пожал плечами.
Глава двадцать четвертая
Канонада раскатами бухала на северной окраине Грозного, но здесь, ближе к центру города, где сейчас находился Якушев, было обманчиво тихо. Тишина, которой Якушев не верил.
К обеду потеплело, запрыгали на ветках притихшие воробьи, наполняя улицу звонким весенним щебетом. Галдела лазившая по погибшему российскому танку ребятня. В передний каток «семьдесятдвойки» угодил снаряд. Гусеницу сорвало, машину развернуло поперек. Экипаж успел покинуть ее; и теперь башенные люки откинуты, орудие нацелено куда-то поверх домов. Поверженный монстр, застывший монументальным изваянием на всеобщее обозрение.
Якушев отснял несколько кадров. Мальчонка лет десяти, свесившийся в разверстый люк и укающий в него, как в колодец, заметив внимание репортера, поднял кулак над головой и, подражая взрослым, закричал:
— Смерть российским оккупантам!
Пряча фотоаппарат в футляр, Якушев случайно обратил внимание на жестяную табличку на воротах ближнего к нему дома.
— Улица Мира, — прочитал он.
Еще вчера подобное совпадение всколыхнуло бы его, но сегодня, после бессонной ночи, проведенной под сводами подвального ресторанчика «Лозанна», ставшего убежищем для десятка оставшихся в Грозном, не смотря ни на что, журналистов, и часовой «прогулки» по городу, трудно было чем-то поразить его воображение.
В недалеком прошлом это был модный ресторанчик, оформленный в готическом стиле, где любила собираться молодежь, и вечерами, на крохотной сцене играл джаз-банд. Потом начались бомбежки, город окружили войска, и ресторанчик опустел. Где теперь те веселые компании, что собирались за столиками, и вино лилось рекой?.. Где виртуозы-музыканты, послушать которых вечерами сюда стекалась публика?..
Нынче ресторан выживал только за счет репортеров (туристов в Грозный не влекло), и национальные блюда, которыми славились здешние повара, сменились обыденными, столь же лишенными изюминки, как жареная картошка.
…Потолок дрожал, металось пламя толстой парафиновой свечи, выставленной на барную стойку. Снаружи грохотало, и кирпичные стены не могли подавить звуки выстрелов. Якушев неудобно лежал в углу, прислушивался к артиллерийским раскатам, и до утра не сомкнул глаз.
Утром сон его все-таки сморил, и когда он проснулся, подвальчик опустел. Коллеги — журналисты,
