— Чего тебе? — вышел из закутка санитар, который с запахом, видимо, уже свыкся.
Он, как ни в чем не бывало, дымил папиросой, с усмешкой глядя на бледного лицом Якушева.
— Я трупы доставил.
— Ну так тащи их сюда. Думаешь, они мне нужны? Все завалено жмуриками, девать некуда. Света нет, холодильники не работают…
— У меня еще раненая, надо к врачам… Не заберете, выгружу прямо перед крыльцом.
Угроза, как ни странно, возымела успех. Санитар заглянул в закуток, позвал напарника, а Якушев вылетел на воздух, зашел за угол и, держась за стену, опорожнил желудок.
Сплюнув горькую слюну, обтер платком рот, скомкал в карман.
Водитель возился в кузове.
— Бабка живая? — подойдя, спросил репортер.
— Живая… Только ног-то у нее, вроде, тю-тю…
Они спустили ее на землю. Женщина охала, тупо смотрела мимо.
— Старая! — затряс ее за плечо шофер. — Слышишь меня? Держись за шею. Крепче!..
Посадив бабку на руки, понесли в приемный покой.
В коридоре врач в несвежем халате и накрахмаленной шапочке осматривал ожидающих приема раненых.
— В операционную! — ему хватило беглого взгляда.
Старуху положили на хирургический стол, из-за ширмы выпорхнула медсестра, легкими касаниями ощупала раздробленные колени, ослабила правый жгут. Алая струйка обрызгала ей халат.
Промокнув рану тампоном, сестра бросила его в обычное эмалированное ведро, до верха забитое окровавленными бинтами и марлечками.
У Якушева откровенно подгибались ноги, когда он отходил от стола.
— Выйдите! — рявкнул на него хирург, держа за кисть пациентку. — Немедленно.
Он ушел на крыльцо, сел на холодный бортик парапета. Через двор к подвалу уходили санитары с носилками, с которых свешивалась рука. Водитель уселся за баранку и посигналил.
— Езжай! — махнул ему Якушев.
Он еще долго сидел на крыльце, стирая с ладоней засохшую чужую кровь…
Карима завели в процедурную, усадив на кушетку. Он с недовольством на лице отстранился от Руслана, помогавшего сесть поудобнее, буркнул:
— Чего ты меня лапаешь, как девицу? Сам, что ль, беспомощный?..
В коридоре Руслан поймал за рукав Мусу, позвал на выход.
— Ты про русского забыл? Давай приведем.
Муса вложил ему в руку ключи.
— Я к нему больше не коснусь. Хватит с меня того, что привез сюда.
Спорить Руслан не стал. Сойдя к припаркованной к крыльцу машине, отпер багажник. Пленный скорчился внутри и не шевелился.
— Вылазь, — Руслан потряс его за плечо. — Слышишь?
Из багажника напахнуло мутяще сладковатым. Дорогой раненого растрясло, рана открылась, и под него натекла лужа крови. Вытаскивать его самому было не по силам.
Руслан позвал сидевшего на парапете мужчину, вдвоем они с трудом извлекли Васнецова из багажника. Он был без сознания, висел на руках, подбородок безвольно упирался в грудь. Берцы его бороздили по асфальту, задевали тупыми носами о выщербленные ступени.
В проходе расступились, давая внести его в приемный покой. Стуча каблучками, вбежала медсестра. Взяв за кисть, нашла пульс, сосредоточенно сверилась с секундной стрелкой наручных часов. Потемнев и без того смуглым лицом, полезла в стеклянный шкафчик, загремела склянками.
Она вытащила коробочку ампул и никелированный ящичек с инструментами. Подняв блестящую крышку, вынула обычный шприц, ловким движением снесла запаянную головку ампулы, закачала в него бесцветную жидкость. Засучив Васнецову рукав, мазнула наспиртованной ваткой по плечу и вонзила иглу под кожу.
Неспешно вышел хирург; не тот, уже в возрасте, которому Якушев сдал обезножившую старушку. Ему был года двадцать четыре, в очках с круглыми стеклами, чем напоминал студента.
— Ранение в живот, Турпал Шамильевич, — откладывая использованный шприц, сказала сестра.
— Вижу. Что у нас там? — он взял со стола медицинские ножнички и взрезал слой заскорузлых бинтов. — Так…
Осмотрев рану, он задумчиво потрогал острый нос:
— На операционный стол.
— Как же так, доктор?! — возмутился у него за спиной Муса. — У нас тоже раненый, только что с передовой привезли. А это федерал, оккупант. Он обождет. Давай сперва нашего!..
Якушев предпочел не вмешиваться, оставаясь сторонним наблюдателем, и ждал вердикта врача. Решение это для него многое значило, ибо в нем крылся ответ на до сих пор мучавший вопрос: кто же они есть, эти чеченцы? Поголовные преступники, без малейшего понятия о жалости, или обычные люди, для которых сострадание к ближнему — не пустой звук?..
— Я на работе, — ровно ответил хирург. — И мне без разницы, кто из них кто. На моем столе все одинаковы, и первым на операцию пойдет тот, кто более в ней нуждается.
Медсестра выкатила в комнату передвижные носилки. Васнецова переложили на них, мягко скрипнули резиновые ролики, увозя пациента по переходам больницы.
Занявшись раненым, о Кариме не забыли. Вернувшаяся медсестра помогла ему снять куртку. Ножничками разрезала повязку, открыв припухшую пулевую рану, из которой тут же протекла струйка крови. Обмакнув марлевый тампон в пузырек с перекисью водорода, она осторожно обработала края. Карим закусил губу и отвел глаза в сторону.
— Больно? — заметив движение, спросила его сестра.
Он вымученно улыбнулся и соврал:
— Не-ет…
— А что ж ты тогда напрягся? Ранка пустячная, больше крови… Посмотрим, что у нас сзади…
Она отодрала присохший к выходному отверстию тампон, не забывая следить за состоянием пациента.
— Голова не кружится?
— Не-а, — снова соврал Карим, хотя хотелось взвыть от пекла, разгорающегося под ребрами.
— Вы легко отделались. Пуля не задела легкого. Можете пошевелить пальцами?
Карим с некоторым содроганием шевельнул указательным, было не так уж и больно.
— А другими?
Он пошевелил и другими пальцами.
— Ничего серьезного, — констатировала сестра и отошла к шкафчику, доставая рулон марли.
Якушев, стоявший в дверях, спросил:
— У вас проблемы с перевязочным материалом?
Сестра повернула к нему хорошенькую головку, теми же ножницами, что недавно кромсала окровавленные бинты, выкроила квадрат марли, сложила ее втрое.
— Запасы же не резиновые, — ответила она на его вопрос. — О чем говорить, когда инструментарий обрабатываем на костре в кастрюле.
С помощью лейкопластыря она прикрепила заплату под ключицей Карима, затем на груди. Кровь уже не шла. Несильно натягивая бинт, перевязала его.
— Можно уже идти? — пошутил Карим, пытаясь подняться.
— Если только в палату, — на полном серьезе сказала сестра милосердия. — Денька три придется побыть у нас.
— Да вы что?! Некогда мне…
Она прикрикнула:
