— Я надеюсь, настанет день, когда он простит меня, — сказал Рефаим. — Пойдем, я провожу тебя на второй урок.
Мы сказали наши 'пока' и 'увидимся на обеде', но Старк и я никуда не пошли. Мы просто остались тут с Танатос, наблюдая за Рефаимом и Стиви Рей.
— У мальчика есть совесть, — произнесла Танатос.
— Ага, точно, — подтвердила я.
— Тогда для него еще есть надежда, — сказала она.
— Можете ли вы сказать это Дракону? — спросил Старк.
— К сожалению, это то что Дракон Ланкфорд должен открыть для себя сам, если после смерти его Супруги он полностью не потерял себя.
— Вы правда так думаете? Вы думаете, что Дракон полностью потерял себя? — спросила я.
— Да, — ответила Танатос.
— А значит Тьма может захватить его, — сказал Старк. — И если наш Мастер Меча перейдет на сторону Тьмы, мы все будем в беде.
— Несомненно, — подтвердила Танатос.
'Вот черт,' — подумала я.
20
Ленобия
Иногда бывали такие школьные дни, когда Ленобии не требовался предусмотренный для всех проффесоров час, еще называемый их часом планирования, который означал, что в классах в течении целого часа по расписанию предусмотрено ни одного ученика для нее.
Сегодняшний день не попадал в их число.
Сегодня ее пятый час планирования не мог начаться пораньше или продлиться подольше. Как только прозвенел звонок, что означало начало пятого урока, она поспешно направилась к выходу из манежа. Манежа, который был все еще наполовину заполнен недолетками мужского пола, дерущимися друг с другом на мечах и пускающими стрелы в мишени.
— Дайте Бонни час на отдых, — сказала она Трэвису, когда он проходил мимо. — Но держите в поле зрения тех недолеток. Я хочу, чтобы ни один из них не досаждал лошадям.
— Да, м-э-эм. Кое-кто тут думает, что лошади просто большие собаки, — сказал ковбой, обводя группу недолеток суровым взглядом. — Но это не так.
— Мне нужен перерыв в непрерывном наблюдении за ними. Я даже представить себе не могла, что так много не ездящих верхом недолеток очарованы лошадями. — Она устало покачала головой.
— Возьмите перерыв. Я скажу пару слов Дарию и Старку. Они должны быть внимательнее и держать этих детишек подальше от загонов.
— Не могу не согласиться с вами, — пробормотала Ленобия, безумно благодарная Трэвису за то, что он взялся читать нотации двум Воинам, и выскользнула в прохладную, тихую ночь.
Ее скамья была столь же пуста, сколь было оживленно школьное здание. Подул лёгкий ветерок — было необычно тепло для конца зимы. Ленобия была благодарна за это, и за одиночество. Она сидела, разминая свои плечи и делая долгие вдохи и выдохи.
Она абсолютно не сожалела, что пригласила класс Воинов в свои владения, но приток недолеток — не яздящих верхом недолеток — было тем к чему нужно было привыкнуть. Казалось каждый раз, когда она поворачивала свою голову, рассеянный студент прогуливался с арены в ее конюшни. Лишь в этот день она нашла троих глазеющих, как на молодую треску, на племенную кобылу, которая была готова разродиться и поэтому была беспокойна и раздражительна, и далека от поведения рыб. Кобыла фактически попыталась укусить одного мальчишку, который сказал, что всего лишь желал приласкать ее.
— Как будто она, действительно, большая собака, — проворчала Ленобия себе под нос. Но это было лучше, чем глупый третий школьник, который думал, что было бы хорошей идеей попытаться поднять одно из копыт Бонни на спор с его друзьями, таким образом они смогли бы сделать ставки насколько тяжелым оно в действительности было. Бонни перепугалась, когда один из мальчишек завизжал, что это реально большое копыто, и кобыла, полностью потеряла равновесие и в замешательстве приземлилась на колени.
К счастью, она была на опилках в манеже и не ударилась, проломив бетон.
Тревис, в обязанности которого входило смотреть за ее постоянными учениками, обучающимися верховой езде, быстро наказал этих двух мальчишек. Ленобия улыбнулась, вспоминая как он схватил каждого за шиворот и отбросил их прямо к куче навоза Бонни, которая, как он сказал, была такой же огромной и тяжелой как и ее копыта. Затем он успокоил свою кобылу несколькими утешающими прикосновениями, которыми он проверил ее колени, скормил одну из яблочных вафель, которые казалось всегда есть в его карманах, и в полном замешательстве, вернулся к группе недолеток-наездников.
'Он хорошо управляется со студентами,' подумала она. 'Почти так же хорошо как с лошадьми'
По-правде говоря, это выглядело так, будто Трэвис становился ценным приобретением для ее конюшен. Ленобия тихо рассмеялась. Неферет была бы очень разочарована узнав это.
Ее смех быстро затих, но на замену ему пришло знакомое уже ощущение, как скрутило живот, которое преследовало ее с тех пор, как она встретила Трэвиса и его лошадь.
'Это лишь потому, что он человек,' безмолвно призналась себе Ленобия. 'Я просто не привыкла, что рядом со мной находится мужчина.'
Она многое забыла о них. Насколько самопроизвольным мог быть их смех. Как они могли получать удовольствие, ощущая новизну в тех вещах, которые были так стары для нее, как простой восход солнца. Как мало и ярко они жили.
'Двадцать семь, м-э-эм.' — вот сколько лет он прожил на этой земле. Он знал двадцать семь лет восходов солнца, а она знала больше чем двести сорок из них. Он, вероятно, увидит еще тридцать или сорок лет восходов солнца, а затем умрет.
Их жизни были столь коротки.
Некоторый даже короче, чем другие. Некоторые почти не жили, даже не видели и двадцать первого лета, уже не говоря о достаточном количестве восходов солнца, чтобы заполнить жизнь.
Нет! Разум Ленобии бежал от той памяти. Ковбой не собирался пробуждать те воспоминания. Она отрезала путь к ним в день, когда она была Отмечена — этот ужасный, прекрасный день. Дверь не должна была, не могла открыться сейчас или когда-либо вновь.
Неферет знала кое-что из прошлого Ленобии. Когда-то они были друзьями, она и Верховная жрица. Они разговаривали, и Ленобия полагала, что у них были общие секреты. Это, конечно, была ложная дружба. Еще до Калоны, вышедшего из земли и вставшего рядом с Неферет, Ленобия начала понимать, что с Верховной жрицей происходит что-то неправильное — что-то темное и тревожное.
— Она сломалась, — шепнула Ленобия в ночь. — Но я не позволю ей сломить меня.
Дверь останется закрытой. Навсегда.
Она услышала тяжелый цокот копыт Бонни, шелестящих по зимней траве прежде, чем почувствовала отголоски разума большой кобылы. Ленобия очистила свои мысли и послала ей теплоту и приветствие. Бонни заржала в приветствии, которое было настолько низким, что, казалась, должно было исходить от того, кем ее называли многие студенты — динозавр, и это рассмешило Ленобию. Она все еще смеялась, когда Трэвис подвел Бонни к ее скамье.
— Нет, у меня нет вафелек для тебя, — улыбнулась Ленобия, лаская широкую, мягкую морду кобылы.
— Вот, возьмите хозяйка, — Трэвис бросил ей вафли, в то время как сам сел на дальний конец кованой скамьи со спинкой.
Ленобия поймала лакомство и протянула его Бонни, которая взяла его с удивительной нежностью для
