справиться.
– Дурак, – презрительно выдала Женька. – От тебя толку было, как от таракана. Ты траву приложил?
– И вытяжку попил, – кивнул Елисей. – Считаешь, я был для красоты?
– Нет. Но Михал Николаич и без тебя бы справился. Ты его просто не знаешь.
– Зато ты, похоже, знаешь слишком хорошо, – ревниво заметил Елисей.
На том разговор иссяк и возобновился только на следующий день, когда все отдохнули, выспались, и Женьку представили пред светлые очи царя Еремея.
Впрочем, аудиенция закончилась ничем. Как ни пыталась Женька вступиться за Кощея, избегая упоминать имя Чернобога, ей не верили. Еремей согласно кивал на все аргументы, даже высказал свое уважение, когда Женька поведала, как победили саму принцессу и предотвратили войну, но все пропало втуне.
Как и царевичи, Еремей был уверен, что все было проделано с целью укрепить собственное положение.
– Да он и так нормально жил! – вспылила Женька. – Да, ему было не выгодно засилье иноземцев, но ведь и вам тоже!
– Согласен, – ответил Еремей, почесывая нос. – Ты сама подумай, ради кого он старался?
– Ну… – замялась Женька.
– Вот именно. Я, в общем, готов пожать ему руку, но только пусть он будет в цепях. И в каземате. Нечего было деревни рушить, царевен красть да смуту наводить.
Все аргументы растаяли у Женьки на языке. В самом деле, заявлять царю, что все это делалось для пресечения более крупных беспорядков, примирения с соседями и объединения царств, было глупо. Не поверят, сочтут «под заклятием» и еще бог знает что.
Пока же ее приняли на «ура». А после того как Пресловут подтвердил все Женькины слова, ее сразу же записали в невесты Елисея. Похоже, никому и в голову не могло прийти, что после столь замечательного спасения из Кощеева плена может сложиться по-иному.
Вот так и тянулись дни.
Кощей очнулся в подвале, прикованный цепями к холодному камню, и единственным его развлечением были смена дня и ночи, видимые сквозь узкую щель под низким потолком, а Женька, решив ступить на тропу партизанской войны, до поры до времени стала воплощением скромности.
Она выходила с Елисеем на прогулки, обряженная в сарафан, и, гуляя рука об руку, выслушивала рассказы об охоте, дружине и как царевич поймал давеча «во-от такого» сома. Однако вывести его на разговор о Кощее не удавалось.
Был Елисей красив, как и прежде, вести себя стал более вежливо, обходительно, но прежних эмоций не вызывал. Сколько Женька ни пыталась вызвать воспоминания о том, как лихо примчался царевич на белом коне, чтобы ее спасти, и как красиво гарцевал на мосту, ничего не получалось. Сразу всплывала картинка, как Елисей, со спины, рубит мечом Кощея. И это после того как они вместе сражались со старками и колдунами и Михаил Николаевич его спас!
Елисей словно чувствовал и уже раз пять объяснял, почему так важна была победа над Кощеем и для государства, и для него лично, и девушка его доводы вполне понимала, даже сочувствовала, и с политической точки зрения все было правильно, но ничего с собой поделать не могла. Противно ей было.
День ото дня воспоминания об Англии тускнели. После всех пересказов приключений, с поправками и комментариями Еремея, ей и самой начало казаться, что Кощей просто спасал собственную шкуру и лелеял очередную каверзу для родной страны.
Объяснение этому нашлось легко. Обидевшись на Елисея за какой-то пустяк, Женька отправилась спать раньше обычного, и едва успела юркнуть за угол, увидев Пресловута, выходившего из ее светелки.
Первая мысль была, что маг просто старый извращенец, но вроде не похож. Прошмыгнув к себе, Женька уловила странный запах, исходивший от подушки. Ничего не трогая, девушка вышла из комнаты и вернулась в обычное время. Запах исчез.
– Вот козел старый! – покачала Женька головой, закатала подушку в половичок и спрятала в сундук. С тех пор глупые мысли не посещали, воспоминания вернулись, а Женька каждую ночь прилежно убирала подушку.
Легче стало, но ненамного. Вопрос о том, где держат Кощея, оставался открытым, вдобавок Еремей усердно пытался сдружить ее с Забавой.
Против царевны Женька в целом ничего не имела. Душа Забавы была широкой, смех заливистым, и иногда поболтать даже весело. Но перепады настроения просто убивали. На самое невинное замечание она могла обидеться смертельно и пригрозить плахой. Во всех неприятностях Забавы оказывались виновны те, кто находится рядом, поэтому рядом находиться Женька старалась как можно реже.
– Ты на Забку не обижайся, – увещевал Елисей на очередной прогулке. – Она хорошая, душа у нее веселая, а что срывается, так просто балованная. Хворенькая в детстве была, вот и избаловали. Она у нас младшенькая. Теперь еще и ревнует.
– К кому? – недоверчиво уточнила Женька.
– Да к нам с Ильей. Мы ж раньше только о ней заботились, остальные-то сестры давно замуж повыходили. Теперь вот о тебе еще. А Илья сглупил, сказал, как мне повезло, и за тобой, поди, женихи табунами бегали, такая ты замечательная. И все это при Забке.
– Вот спасибо Илюшеньке, – с чувством выговорила Женька.
– Короче, не обижайся, – заключил Елисей. – Скоро Первоцвет приедет, она поспокойней станет.
Впрочем, Забава показалась самым слабым звеном в царской семье и, как следствие, единственным шансом раздобыть информацию.
Наконец, спустя не менее десяти дней после приезда, Женьке повезло.
– Евгения! Я тебя ищу!
Забава вышагивала по двору, величаво оглядываясь по сторонам.
– Здравствовать, Забава, – поздоровалась Женька.
– И тебе. Слышь, Елисей говорит, что собирается у батюшки благословения на брак просить. Очень уж ты ему приглянулась, – оглядывая Женьку с головы до ног, словно не понимая, что в ней нашел брат, поделилась Забава.
– Ух ты! – Женька опешила.
– Тебе, поди, никто помолвку не испортит, – вздохнула царевна.
– Это ж когда было! – утешила ее Женька.
– Да я и не злюсь, – хохотнула царевна, сцапала Женьку под локоть и повела к терему. – Тот поганец мне за все ответил. И еще ответит.
– Какой поганец? – насторожилась Женька.
– Да Кощей этот. Уж я ему все высказала и еще выскажу, он у меня соплями умоется!
– Ты его видела? – боясь спугнуть удачу, переспросила Женька.
– Как же! Батя, конечно, пытался запретить, но я ж таки будущая царица, что хочу, то и делаю. Через день хожу. То объедками да огрызками кидаюсь, то просто поржу, пальцем потыкаю. Он же в цепях, грязный весь, страшный как смертный грех, даже колдовать не может.
– Стражники тебя не заложат? – осторожно спросила Женька, стараясь узнать, сколько же там стражи.
– Тю-ю! – протянула Забава. – Во ты дурында! Кто такого будет людьми-то охранять? Нету там никого! Слушай! А если батюшку попросить, чтоб казнил его, к собакам? Да вот хоть на кол посадил.
– Он же бессмертный, – испугалась Женька.
– И что? Покорчится на колу, сдохнет, опять оживет и опять в кандалы. И поделом, не будет мне праздник портить.
– Забава, – осторожно, боясь сорваться, начала Женька, представив себе всю процедуру казни, боль и унижение Кощея. – Ты, собственно, для чего мне это все рассказываешь?
– Да этот твой сегодня упомянул. Говорит, очень рад, что ты его в таком положении не видишь. Мол, унизительно.
