«Барракуда…»
«Вампир…»
Зубарев неожиданно сказал:
— Добрый все-таки наш русский народ.
— Ты чего? — удивленно посмотрел на него Шатохин.
— Да вот, гляжу, придумают же, а? У нас даже во время войны оружие душевно, ласково называли. Помните, истребитель был — «чайка!» Знаменитый гвардейский миномет — «катюша». А тут черт знает что.
— Ты, пожалуй, верно подметил, — согласился Лева. — Это же… Это как у фашистов. У тех танк был «пантера», у этих — самолет. Кровожадный хищник, стало быть. А «корсар» — это морской разбойник, пират. Без всякой аллегории назначение подчеркивается.
— Не зря их так и зовут — воздушными пиратами, — подал голос ефрейтор Калюжный.
— Ну, зовут-то их так по другой причине — за пиратские повадки, — счел нужным уточнить Пономарев. Подойдя к одному из рисунков, он прочел пояснительный текст под ним и позвал нас: — Вот, пожалуйста, здесь все сказано…
«Этот тяжелый бомбардировщик на 21 километр вторгся в наше мирное небо южнее Либавы. Советские военные летчики, поднявшиеся в воздух, решительно потребовали, чтобы нарушитель следовал за ними для посадки. Однако чужой экипаж в ответ на это законное требование открыл огонь. Наши истребители вынуждены были применить свое бортовое оружие. Самолет со снижением ушел в сторону моря».
На стене землянки висели силуэты иностранных самолетов самых различных типов. Тут были толстобрюхие бомбардировщики, и длиннокрылые разведчики, и ощетинившиеся пушками штурмовики, и самые скоростные истребители, и даже неуклюжие тихоходные транспортники. Черные, зловеще нацеленные, они были враждебны всему живому, и каждый из них неоднократно рыскал возле советских границ. А если иного из этих бронированных гадов своевременно не отпугивали, то он норовил прокрасться в наше воздушное пространство.
Казалось бы, при чем тут вот этот, по виду неповоротливый, пузатый ковчег? И скоростенка у него черепашья, и маневренность как у грузовой баржи. А с его борта над Молдавией были сброшены два парашютиста, прошедшие в шпионской школе специальную подготовку для диверсий. Когда диверсантов задержали, у них обнаружили фальшивые документы, крупные суммы денег и даже яд.
Рядом с силуэтом тупорылого транспортника находилось изображение настоящего страшилища. Название, не в пример иным, божественное: «Нептун». Бог морей, черт побери! Только дела, судя по сопроводительному тексту, далеко не божьи.
«Двухмоторный бомбардировщик типа «Нептун» грубо нарушил государственную границу СССР в районе мыса Островной. Поднявшись навстречу, наши истребители предъявили ему требование приземлиться. Зарвавшиеся летчики-шпионы открыли огонь и получили ответный удар. «Нептун» удалился в сторону моря».
Заключительная строка явно что-то не досказывала и, как ни странно, именно поэтому вызывала улыбку. Куда же еще удаляться богу морей после хорошей вздрючки, если не в свое подводное царство?
Туда ему и дорога! Чтобы другим неповадно было.
— Так это же все взято из газет! — воскликнул вдруг Шатохин. — Дословно.
— Дошло, — усмехнулся Пономарев. — А ты думал с потолка, что ли?
— Не язви, — рассердился Лева. — Как будто ты все эти сообщения помнишь.
— Ты о содержании?
— Нет, о количестве. Вон их сколько! — Лева повел рукой в сторону рисунков с подтекстовками. — В газете появится одно и через месяц-другой забудется. А когда вот так читаешь, подряд, — не по себе становится. Это же не отдельные провокации, это — система. Что, разве не так? Прямо-таки необъявленная воздушная война.
— Холодная война, — напомнил Валентин.
— Ничего себе — холодная! С пушечным огнем.
— Ладно, не каркай, — перебил Пономарев и повернулся к сидящим возле печки солдатам: — Подкормите-ка, хлопцы, ваш реактор. А то, гляжу, он у вас совсем заглохнет.
— Это можно, это — пожалуйста, — откликнулся Калюжный. И вчера возле самолета, и сейчас он держался спокойно, без малейшей робости. Посмотришь на него — сразу видно: расторопен, находчив, смышлен. Пружинисто поднявшись со скамейки, он тотчас вышел, а минуту спустя вернулся с охапкой дров, осторожно ссыпал их наземь и, выбирая поленья посуше, начал подбрасывать в топку.
Весело загудело пламя. Железная бочка из черной стала на глазах превращаться в малиновую.
— Закурим? — Пономарев извлек из кармана пачку модных по тому времени папирос «Звездочка», протянул солдатам: — Угощайтесь.
— Спасибо. Попробуйте взаимно и наших.
— А у вас что?
— Сигареты «термоядерные».
— О, это какие-то новые. Давайте.
Зубарев был некурящим. Окинув нас снисходительным взглядом, он отвернулся. Дескать, охота вам гробить свое здоровье — дело ваше, а меня увольте.
Зато мы дружно сделали по хорошей затяжке. И тут же разом, словно по команде, качнулись от судорожного кашля. У меня перехватило дыхание. Как ободранное наждаком, саднило горло. У Левы от натуги побагровело лицо, с ресниц на пухлые щеки поползли слезы. Валентин вымученно улыбался. Ему не хотелось выглядеть слабаком.
Солдаты, смеясь, деликатно отводили глаза.
— Охо-хо! — сдерживая перханье, проговорил наконец Пономарев. — Покажите-ка, чем вы нас подкузьмили.
На шершавой сигаретной пачке, которую подал ему ефрейтор Калюжный, стояла скромная надпись: «Махорочные».
— М-да, по крепости — поистине термоядерные. В голове звон, как после контузии, — признался Шатохин.
— Извините, товарищ лейтенант. Это вы с непривычки, — с лукавым видом взглянул на него Калюжный. — А для нас — самый смак.
Ну как тут не сказать: во всем ощущается атомный век! Когда-то железную печку называли «буржуйкой», а Валентин походя окрестил ее реактором. Обыкновенные махорочные сигареты кто-то в обиходе шутливо переименовал в термоядерные. Так чего же удивляться тому, что тревога сегодня — атомная!
А в душе снова шевельнулся холодок. Что делается сейчас на аэродроме? Не прошло еще и двух суток, как мы прибыли сюда, а гарнизон вторично взбудоражен сигналом сирены. Не на всякой пограничной заставе так часто звучит команда «В ружье!».
Что же случилось? Что-то, видимо, серьезное. Что-то очень серьезное. Нет, право, лучше находиться на самом трудном участке, чем томиться в неведении.
Зубарев, заложив руки за спину, нетерпеливо прохаживался взад-вперед между столами. Шатохин, морщась и смешно оттопыривая губы, пытался докурить непривычно горькую сигарету. Один Пономарев выглядел совершенно спокойным, продолжая беседовать с ефрейтором Калюжным.
— И часто в этом подземелье проводятся занятия? — спрашивал он.
— Обычно в дни летно-тактических учений. Командир говорит, что не надо забывать, как приходилось готовиться к полетам в годы войны.
— А сегодня вы здесь зачем? В наряде?
— Нет, это новички. Они только-только к нам прибыли. Их еще и в боевой расчет не включили. Вот мне и приказано дежурить тут с ними до отбоя. Когда объявляется тревога, в казарме не положено оставаться никому.
— Понятно, — усмехнулся Валентин. — Товарищи по несчастью.
