волнует так, как оно взволновало вас и Рауля? Ведь наверняка их оно тоже взволнует?
— Скорее всего, нет, — сказала Мэри. — Они живут в другом мире и видят все по-другому.
— Но у нас, например, нет дыр, и мы все видим совсем не так, как вы, а нас сейчас глубоко взволновало то, что вас так затронуло увиденное вами и Раулем.
— Это трудно объяснить, — сказала Мэри. — Во-первых, Рауль и правда видел то, на что вы почувствовали нашу реакцию. Но мы просто представили то, что он видел, а не видели это на самом деле. И еще...
— Но из-за вас мы снова все это увидели, то, что видел Рауль, хотя этого там не было.
Мэри заколебалась, и Джим быстро вступил в этот странный бестелесный разговор.
— Можно предположить, что либо то, что вы видели через разум Рауля, снова выявилось из-за наших ощущений, либо вы восприняли наши чувства и связали их с картинкой, которую вспомнили из общения с Раулем, — сказал он.
— Тем не менее у нас есть способ понимать друг друга, разве нет?
— Да, — сказали одновременно Джим и Мэри.
— Замечательно, — сказал Вопрос Первый. — Очень хороший ответ. Вы начинаете учиться одновременно говорить и слушать, как мы?
— Сомневаюсь, — сухо заметил Джим. — Это просто случайность. Мы нечаянно ответили тебе одновременно. Такое случается потому, что мы не можем читать мысли друг друга, а не наоборот.
— Мне очень жаль.
— Ты ни в чем не виноват, — сказал Джим.
— Тем не менее нам жаль. Нам жаль, что вы так искалечены и многого лишены.
— Спасибо, но мы, люди, вполне довольны этим обстоятельством, — заметила Мэри.
— Довольны быть искалеченными?
— Мы предпочитаем уединение, чтобы другие люди не читали все время наши мысли.
— Опять пробел, — грустно сказал Вопрос Первый, — а я уже решил, что так хорошо вас понимаю.
— Я не знаю, о каком пробеле ты говоришь, — сказала Мэри.
— Он, наверное, про уединение, — предположил Джим.
— Что означает это понятие, «уединение»?
— Это удовольствие и право быть одному, — сказала Мэри.
— Но вам же нравится быть вместе, как и нам!
— Верно, — ответил Джим, — но иногда нам нравится и быть одним.
— Как вы можете получать удовольствие и в компании, и в одиночестве? Разве одно другое не отменяет?
— Видишь ли, — сказал Джим, — все люди индивидуальны...
— И мы тоже — извини, я тебя перебил.
— В результате, — продолжил Джим, — когда мы одни, мы часто хотим быть с другими, а когда мы с другими, то можем очень захотеть оказаться в одиночестве.
— Вы меня сбиваете с толку, — сказал Вопрос Первый. — Такое беспорядочное у вас существование. Но давайте отложим вопрос о том, как вы можете наслаждаться двумя противоположными состояниями, на потом, когда мы станем лучше понимать друг друга. Кажется, «рождественские елки» я теперь лучше понимаю. Но вот что такое «снег»?
Какое-то время Джим и Мэри занимались приданием смысла видению, которое Вопрос Первый и его сородичи подобрали в больном разуме Рауля, когда он был у них.
— Вся поверхность планеты так выглядит? — спросил Джим у Вопроса Первого, когда они как могли закончили с объяснениями.
— Нет, конечно, — отозвался Вопрос Первый, — разные места выглядят по-разному.
— Почему тогда ты привел нас сюда? — спросила Мэри.
— Я думал, что это очевидно. Это было любимое место Рауля.
— А другие любимые места у него были? — спросил Джим.
— На этой планете — нет, но на других много. Вы хотите их увидеть?
— Да, — ответил Джим.
Так что Вопрос Первый и его друзья отвели их в другие любимые Раулем места — места, о которых он потом вспоминал как о рае.
Места эти находились на двенадцати разных, похожих на Землю планетах — три из них были настолько похожи на Землю, что если бы атмосфера на них оказалась подходящей и нигде бы не таилось неведомых опасностей, то земляне могли бы хоть на следующий день приземлиться и начать строительство. Остальным потребовалось бы терраформирование, в некоторых случаях такое же серьезное, какое потребовалось бы, чтобы убрать облака с Венеры, понизить там температуру и сделать планету зеленой и плодоносящей. Четыре посещенных ими планеты почти целиком состояли из океана.
Но на каждой было как минимум одно место, которое вызывало в памяти Рауля любовно хранимые им воспоминания о Канаде его юности. В большинстве случаев его разуму приходилось идти странными путями, чтобы превратить часть местности планеты в пейзаж его юности. Но некоторые места были так похожи на Землю, что даже Джиму и Мэри достаточно было только прищуриться, чтобы увидеть их как часть родного мира.
Полная деревьев долина, голая отвесная скала, берег реки, озеро — даже одна пустыня, полная обветренных скал, которые воображение Рауля превратило в дома его родного города. Все это показали Джиму и Мэри Вопрос Первый и бесчисленный эскорт живых разумов. И чем дальше они продвигались, тем больше Джим видел в чуждой реальности этих пейзажей узнанные Раулем знакомые формы и линии.
Способность Вопроса Первого понимать, что творилось в головах у Джима и Мэри, росла с постоянной скоростью. Бесплотный инопланетянин постоянно находил все больше слов для осмысленного общения с ними и с каждой секундой все быстрее понимал, что означали слова, которые они мысленно обращали к нему. Про себя Джим изумлялся способности Вопроса Первого учиться. Ему очень хотелось похвалить инопланетянина за это и обратиться к Мэри за подтверждением, только вот Мэри становилась чем дальше, тем молчаливее. По своему опыту общения с ней Джим не решался включать ее в разговор, пока не будет уверен, что она этого хочет. С другой стороны, он все больше и больше убеждался в том, что им многое надо было обсудить.
Джим решил рискнуть.
— Мы недавно говорили об уединении и о человеческом стремлении к нему, — сказал он Вопросу Первому. Он постепенно привыкал к тому, что если он представлял, что говорит с Вопросом Первым, тот немедленно понимал, что разговаривают с ним. Как такое понимание достигалось, Джим не представлял, но поскольку оно срабатывало, он им пользовался. Он так привык к автоматическому узнаванию адресата, что иногда забывал и обращался к Мэри, не указывая, что обращается именно к ней.
— Да, конечно, я помню, — сказал Вопрос Первый.
— Скажи, а есть какой-нибудь способ, чтобы я поговорил с Мэри наедине? То есть не разговаривая одновременно с тобой и твоими друзьями? Наверное, я плохо объясняю. Я хочу сказать, что хочу сейчас поговорить с Мэри и не хочу, чтобы нас слышал кто-нибудь еще.
— Конечно, если хотите, мы не будем слушать, — сказал Вопрос Первый. — Если ты обратишься только к Мэри, всем остальным станет очевидно, что слушать вас было бы очень невежливо и просто невозможно.
— Что ж, хорошо, — ответил Джим. — Значит, я просто должен помнить, что говорю только с Мэри, и никто из вас нас не услышит?
— Естественно, — подтвердил Вопрос Первый.
— В чем дело, Джим? — спросила Мэри.
— Ну, я... — Джим не прочь бы услышать от Вопроса Первого и остального шлейфа какое-нибудь подтверждение того, что они действительно не слушают то, что он собирался сказать, но это было, очевидно, настолько не нужно, что никому, даже Вопросу Первому, не пришло в голову делать такое подтверждение. Тут дело обстояло так же, как довольно скоро оказалось не нужно говорить «Я закончил» после каждой фразы, когда говорящий закончил и был готов слушать.
— Ну вот, насчет этих миров, которые мы видели, — сказал он наконец. — Это, конечно, не рай, который
