государство. Их надо беречь. Посадить — не посадишь, но подцепить на крючок можно. Слабенький такой крючок, ненадежный, но в умелых руках достаточно опасный. Их трое, а из троих подельников всегда найдется один хлипкий, который поспешит всех сдать, опасаясь, что его «вломят» раньше. Зацепить крючком за кольцо, которое имеется в носу у каждого, в натуре, порядочного быка, и привесить на шею барабанчик. Тюрьма останется без клиента, но в ОУР Северного РУВД появится на связи новый стукач.
— Спасибо, — сказал опер, прощаясь с Валетом…
…Брут и Парамон сидели в подвале. Чужой вертелся снаружи. После того, как он влетел с марихуаной, раскололся на пару мелких автомобильных краж и был отпущен под подписку, ему не очень-то доверяли. Брут вообще был против того, чтобы Чужой участвовал в деле. Но Стенли сказал: «Надо», и пришлось подчиниться. Стенли всегда говорил правильно, потому и стал лидером в их маленькой кодле. И Брут, оттянувший на малолетке маленький срок, и взбесившийся с жиру Парамоша безоговорочно признавали его старшинство.
За что предстояло наказать женщину, они не знали. Стенли пообещал по две сотки баков на рыло и тем самым отсек все вопросы.
— Чужому и полтинника хватит, — сказал Брут, когда спустились в подвал, и Парамоша кивнул.
— Скоро приедет, — сказал Брут, чтобы не молчать, и достал фотокарточку. — Ничего такая. Красивая. Скажи, Парамоша!
— Отье…ись. — Парамон сплюнул. Брут крутил в мокрых руках фотку и представлял, что сделает с женщиной, когда та окажется в его руках. Как-то само собой получилось, что роль основного злодея отвели ему, а он и не возражал. Не впервой. Раз-два — и все. Полминуты работы. Только обязательно надо, чтобы и Чужой приложился. Так оно вернее получится. Так ему не захочется, если в очередной раз окажется в ментовке, язык распускать.
— Надо лампочку выкрутить. Светло слишком, — заметил Парамон.
— Темнота — друг молодежи, — хохотнул Стенли. — Крути.
Парамон поднялся и выкрутил.
— А так вообще ни хрена не видно.
— Разберемся. — Парамон спустился в подвал. На улице мок под дождем Чужой.
— Слышь, Парамош, а если она вообще не придет?
— Тогда я тебя трахну.
— Гы-гы-гы…
Из квартиры вышел мужчина, посветил зажигалкой, вскочил на перила и вкрутил лампу на место. От резанувшего по глазам света Брут ойкнул. Мужчина ушел, Парамон выругался.
— Надо было совсем разбить.
На улице остановилась машина.
— Она?
— Я чо, вижу?
Через минуту оба поняли, что да, она. Женщину сопровождал кавалер. Здоровенный, с почетной «голдой» на шее, в браслетах и «гайках», мобильник из кулака почти не виден. Зверь, а не мужчина. Подельники вжались в угол.
Парочка поднялась на второй этаж. Отворилась железная дверь.
— Спасибо, Славик. Ты зайдешь?
— Разве что на десять минут.
Дверь закрылась, и стало тихо. Брут чихнул от запаха духов и толкнул напарника локтем:
— Пошли. Здесь нам ловить не хер. Выйдя из подъезда, они едва не налетели на широченный нос черного «мерседеса — CL К», запаркованного на пешеходной дорожке.
— Сильный мужик, — завистливо вздохнул Парамон.
На углу к ним подлетел Чужой, мокрый и нервный:
— Ну чего, все?
Ответом его не удостоили, говорили между собой:
— А если она и завтра с ним приедет, тогда что?
— Придется валить обоих. Может, он совсем и не крутой…
— Да? По-твоему, его тачка похожа на лоховоз?
— Надо встать по-другому. Как киллеры. Сверху. И лампочки разобьем. Тогда ништяк получится.
— А Стенли чего сегодня скажем?
— Как есть, так и скажем. Хочет — пусть сам идет проверять…
Заметив свернувшего в подворотню прохожего, они переглянулись и ускорили шаг.
— Ты где?
— Тут.
— Ну и?..
Катышев позвонил, когда Волгин подъезжал к бизнес-центру, где размещался офис Татьяны.
— На работу ходить вообще не собираешься? Ты чо, совсем охренел?
— Я заходил, тебя не было.
— Короче, завтра утром тебя ждут в УСБ. Нас обоих ждут.
— Чисто конкретно? А по какому поводу?
— По твоему, блин! Начальство очень недовольно.
— Ты про себя?
— Сергеич, не ерепенься. Я все понимаю, и опер ты неплохой, но там, — слово «там» было сказано с большой буквы и выделено паузами с обеих сторон, — там всего не объяснишь. У них там свои понятия. Так что готовься.
— Василич, я на больняке. Со вчерашнего дня. Сотрясение мозга и всего прочего. Даже справка есть.
— Сотрясение бывает, когда есть мозг, а у тебя — одна кость. Что, под трамвай попал?
— Вроде того.
— Значит, завтра в девять у меня. Вместе с трамваем.
Волгин пожал плечами.
В ряду дорогих машин с трудом нашлось место для его «шестерки». Он выключил мотор и магнитолу — все равно никакого толка, только хрип из динамиков, и закурил. Один из офисов «Арго» находился в этом же центре, и можно было зайти к бывшим коллегам, полчаса в запасе у него еще были, но не хотелось. Не только из-за разбитого лица — как и предполагалось, опухоль спала. Просто не хотелось, и все. Бывает.
Татьяна вышла раньше, чем он ожидал. Остановилась, скользнула взглядом по автомобилям, удивилась и посмотрела более внимательно. Сзади нарисовался Славик, шепнул что-то на ухо, показал на свой «мерседес». Татьяна отказалась.
Сергей открыл дверь и помахал рукой, потом вылез, пошел ей навстречу. Она наконец его заметила. Невольно оглянулась на окна — не видит ли кто из знакомых, на Славика, курившего с таким же бугаем у своего «четыреста тридцатого».
— Ты это специально?
— Разве я сегодня опоздал?
— Я не про то. Ты зачем на ведре приехал?
— С этим ведром связано столько воспоминаний!
— А где «ауди»?
— Отдал в ремонт. Сразу не заметил, но твой Славик, оказывается, очень сильно помял капот. Головой, если не ошибаюсь.
— Тебя тоже неслабо помяли.
— Спасибо за комплимент. Проклятые трамваи.
— Трамваи?
— Носятся как угорелые. Садись, не бойся, сиденье чистое. Как успехи на работе?
— Сергей! Мы, кажется, не собирались ругаться.
