подчиняясь какой-то тайной силе.
— Вы не видели мою мать? — спросил он, подойдя к деревянной будке, — от мисс Лилли Энн его отделяло лишь полотнище мешковины.
— Не слышу, что ты спрашиваешь.
— Я спрашиваю: вы не видели мою мать? — крикнул Оскар. В этот миг ветер подул с особой яростью, словно нарочно рванув мешковину, она взлетела и затрепыхалась, как флаг, и перед обомлевшим Оскаром мелькнули белые бедра, пухлый зад и панталоны, спущенные ниже колен. Один миг он стоял, как завороженный, не в силах отвести взгляд и убежать. А она — хоть бы что! Но тут мешковина опустилась на место, и Оскар попятился. — Извините, мисс Лилли Энн, я…
— Чего извиняться? Что за беда? Если ты никогда этого не видел, так все равно не поймешь. — Мальчик пустился бежать, а по ветру до него доносился ее искусственный смех. — Так вот теперь знай, да помалкивай! — кричала она сквозь смех.
Оскар кинулся к другим соседям, обошел всех, но никто не видел его матери. Когда он вернулся домой, на столе горела лампа — отец и братья уже пришли с работы.
— Что-то матери нет, Осси. — Голос отца, обычно визгливый, сейчас звучал хрипло.
— Да, я знаю.
— Что ты знаешь?
— Да я уже был здесь. И сейчас все кругом исходил, искал ее. — Братья и отец уставились на него, будто он был повинен в исчезновении матери.
— Ну и как, узнал, где она? — спросил отец.
— Нет, сэр. Я… я… я… я всех спрашивал, но никто не знает.
— Куда-то, наверное, ушла, — сказал Джон Второй. Отец поглядел на него странным взглядом.
— И даже ужин не приготовила! — заметил Джесс. Он был на год старше Оскара.
Отец кашлянул.
— Что ж, так мы ничего не дознаемся, если будем сидеть на месте. Давайте, ребята…
В эту минуту послышался какой-то шум возле дома. Все кинулись к окну и застыли, разинув рты, при виде высокого негра с белой женщиной на руках. Наконец па воскликнул:
— Ах ты, черный сукин сын!
Оскар сразу увидел, что этот «черный сукин сын» — Маленький Джим, а белая женщина — его мать. Отец выскочил за дверь, но Маленький Джим быстро положил маму на крыльцо и, спрыгнув со ступенек, исчез в густеющих сумерках.
— Держите его, держите! Хватайте, не то убежит! — орал отец. Он остановился на крыльце, глянул на жену и кинулся в комнату. — Где мое ружье? — Потом вернулся, поднял Марту на руки, внес в дом и уложил на кровать. Она была вся в крови и в царапинах и как-то странно, по-щенячьи выла. Открыв глаза, она огляделась и подозвала Оскара.
— Что случилось? — спросил отец.
— Я, кажется, сломала ногу, — пробормотала она.
— Что случилось? — настойчиво повторил Джон Джефферсон.
Мать закрыла глаза, Осси услышал слово «изнасиловали», и душа у него сразу ушла в пятки: отец уже вытаскивал из-под матраца пистолет. «Ах он, черный сукин сын!» У Оскара было такое чувство, точно его стукнули поленом по животу. Он видел испуганные глаза матери, ее израненное, окровавленное лицо, трясущиеся губы и вдруг чуть ли не с радостью подумал, что виноват во всем этот «черный сукин сын», и теперь нечего и сомневаться, что все черномазые одинаковы, и незачем ему терпеть оскорбления от дерзких черных обезьян. Его охватило чувство торжества, что он освободился на всю жизнь от какого-то ненавистного долга. Но за жалким лицом матери он вдруг увидел Маленького Джима — тощего, высокого, черного, где-то прячущегося сейчас в грозовой темени. И Оскар не знал, смеяться ему или плакать.
Отец снова прошипел:
— Ах он, черный сукин сын!
Мать открыла глаза и присела на постели.
— Кто? О ком ты говоришь? Куда ты собрался, Джон? — Она с тревогой смотрела на мужа.
— Пойду искать этого черномазого. Куда же мне еще идти? А ты тут, Оскар, пригляди за мамой. Я думаю, ты управишься.
— Да это не он. Не он совсем! Это Чарли Уилкокс.
— Чарли Уилкокс! — воскликнул отец. — Чарли Уилкокс! Подумай, женщина, что ты говоришь!
— Да, Чарли Уилкокс, — злобно сказала мать. — Он пришел сюда и сказал мне, что Осси ранен в Истерн-форке, его нельзя трогать с места и мальчик зовет меня. Чарли Уилкокс посадил меня в свою машину и увез.
Отец так и застыл, уставившись на нее. Во взгляде его было изумление, недоверие, почти ненависть,
— Понимаешь ли ты, женщина, что говоришь?
— Он… он повез меня в сторону Истерн-форка, а потом свернул в лес и набросился на меня, но я… но я стала отбиваться, а он, как сумасшедший, он… он… он… повалил меня и начал колотить. Я вскочила и побежала, но за что-то зацепилась и не то сломала, не то вывихнула ногу. Никак уж не могла встать, шевельнуться не могла…
В эту минуту вернулись в дом старшие братья.
— Сбежал черный дьявол!
— Что-то он не похож был на Чарли Уилкокса, — сказал отец, — скорее — на Джима Килгроу, и я убью его, как собаку, если он попадется мне сегодня в руки!
Джон! — взмолилась мама. — Выслушай меня, Джон! Если бы не Джим, я бы до сих пор валялась в лесу. Он подошел ко мне, поднял и принес на руках домой. Ты должен сказать ему спасибо!
— Как, черные руки несли тебя от самого леса, да?
— Но, Джон…
— Когда я с ним разделаюсь, он уж никогда не коснется белой женщины своими погаными черными руками!
— Но, Джон, Джон, ведь он же мне помог! Помог! А что ты собираешься делать с Чарли Уилкоксом?
Гнев Джона Джефферсона начал остывать. Он напряженно думал.
— Не верю я, что это был Чарли Уилкокс. Просто ты стараешься выгородить черномазого. Я всегда знал, что ты на нем помешана. — Он оглядел сыновей, собравшихся в комнате. — Пошли, ребята, на охоту за черной обезьяной! Джон Второй, ступай к Брэйди, скажи им, чтобы встретили нас у Перекрестка, потом забеги к Джеку Гибсу, вызови и его с ребятами! Дэн, ты знаешь, где лежат остальные ружья. Иди достань! А ты, Джесс, сходи к Маку, скажи, чтоб шел сюда поскорей. Все на охоту! — А Осей он приказал. — Ты, малый, оставайся с матерью. Больше ты ни на что не годишься!
Было темно, хоть глаз выколи. Когда все ушли, мать подозвала Оскара и начала рассказывать ему, как Джим боялся нести ее, но она упросила его, в ужасе, что ей придется ночевать в лесу, и теперь она одна во всем виновата.
— Джим — славный мальчик. Боже милостивый, Осси, что нам делать, скажи?
Оскар глядел на мать и думал о Джиме, который где-то под проливным дождем прячется от белых охотников, вышедших на облаву с фонарями, ружьями и собаками. А она еще спрашивает, что они могут сделать. Да ничего!
Мать велела ему бежать к неграм в Низину напрямик, через речку вброд, и предупредить Джима, чтоб он скрылся, и пусть семья его тоже скроется. И пусть он им передаст, что, когда придет шериф, она скажет всю правду.
— Только ты ему растолкуй, Оскар, что если они поймают его сегодня, то тут уж никакой шериф не поможет!
— Но, ма, как же я тебя оставлю одну? Па велел мне сидеть возле тебя!
— По-моему, нога не сломана, — сказала мать, — а только вывихнута. А твоему па это все равно, даже если бы я обе ноги сломала! Для него сейчас главное — поймать негра. Так что отправляйся! — Она силилась изобразить улыбку на своем израненном лице.
