единственным мужчиной в аудитории, и кто-то задал вопрос по поводу моей реакции.
— Знаете, когда я смотрю в зеркало, я вижу человеческое существо. Я идеальный объект для
обобщения. Как белый мужчина среднего класса, я не обладаю ни классом, ни расой, ни
тендером. У меня есть только общеродовые характеристики!
Иногда мне кажется, что именно в тот самый день я превратился в белого мужчину среднего
класса. Конечно, я был им и прежде, но это мало что для меня значило. До того момента я
рассматривал себя как человеческое существо, обладающее некими универсальными
характеристиками, подобно другим. Именно с тех пор я стал относить мое понимание расы,
класса и тендера не только к другим людям, оказавшимся маргинали-зованными из-за
отсутствия расовых, классовых или тендерных привилегий. Эти термины относились и ко
мне. Прежде я воистину наслаждался привилегией невидимости. Сами процессы «раздачи»
привилегий определенным группам людей чаще всего остаются невидимыми именно для тех,
кому эти привилегии пожалованы. Когда нечто делает нас маргинальными или безвластными,
это мы замечаем. Невидимость является привилегией в другом смысле — в качестве роскоши.
Только белым людям в нашем обществе дана роскошь не думать о расе каждую минуту своей
жизни. И только у мужчин есть роскошь претендовать на то, что тендер не имеет значения.
Рассмотрим другой пример того, как часто власть остается невидимой для тех, у кого она есть.
У многих из вас есть адреса электронной почты, и вы рассылаете свою почту по всему миру.
Вы могли заметить одно существенное различие между американскими адресами и адресами
жителей других стран. Все адреса имеют специальный код, указывающий на страну, к
которой принадлежит пользователь адреса, — например, если вы пишете в Южную Африку,
то адрес будет заканчиваться на za, если в Японию — то на jp, если в Англию, то на uk
(Соединенное Королевство), если в Германию, то на de. Но вот если вы пишете в США, то
электронный адрес будет оканчиваться на edu, если это образовательный институт, на org,
если это организация, на gov, если это офис, относящийся к сфере федерального
правительства, и на com или net, если
20
это коммерческие интернет-провайдеры. Почему же США не обладают национальным кодом?
Потому что мы являемся господствующей мировой державой, а всем остальным необходимо
название, имя. Бытие «во власти» не предполагает, что к себе следует привлекать внимание
как к чему-то определенному, а претендует на бытие общее, универсальное, обобщаемое. Для
Соединенных Штатов все другие нации остаются «другими», и, таким образом, их необ-
ходимо называть, маркировать, отмечать. Повторюсь — привилегия невидима. В мире
Интернета, как поет Майкл Джексон, «мы — это весь мир».
Невидимость имеет свои последствия — привилегия, как и тендер, остается невидимой, и
очень сложно создавать политику преодоления невидимости и включения. Невидимость
привилегий означает, что большинство мужчин, как и многие белые люди, занимают
«оборонительные» позиции и сердятся, когда им предъявляют статистические реалии или
человеческие последствия расизма и сексизма. Так как наши привилегии невидимы, мы
способны занять «оборону» или начать защищаться. Может даже появиться чувство, что мы
сами являемся жертвами. Невидимость «создает невротическое колебание между ощущением
дарованных тебе прав и ощущением незаслуженной привилегии», — как выразился
журналист Эдвард Болл, когда занялся исследованием истории собственной семьи, одной из
крупнейших рабовладельческих семей в Южной Каролине6.
Продолжающаяся невидимость мужественности также означает, что гендеризованные
стандарты нам кажутся гендерно нейтральными в качестве культурно поддерживаемых норм.
Иллюзия тендерного нейтралитета имеет серьезные последствия как для женщин, так и для
мужчин. Она означает, что мужчины могут поддерживать иллюзию того, что их также
измеряют «объективными» стандартами. Для женщин это означает, что их «измеряют» по
