младших классов, мальчики хуже успевают и чаще остаются на второй год. Мальчикам в
девять раз чаще ставят диагноз гиперактивности; в специальных классах для умственно
отсталых мальчики составляют 58%, 71% — в классах с отставанием в развитии; 80%
мальчиков показывают эмоциональную нестабильность. Почти три четверти всех неуспева-
ющих школьников составляют мальчики. Их чаще выгоняют из школы за неуспеваемость и
плохое поведение на уроках. Кроме того, в юности резко падает их самооценка — не так
сильно, как у девочек, но все же снижается.
Эти данные часто используются в дебатах как доказательство, что именно мальчики, а не
девочки, являются новыми жертвами серьезной тендерной дискриминации в школах. В конце
концов, что с ними в школах делают? Их заставляют сидеть спокойно, носить носовые платки,
поднимать руку, быть послушными — все это является чудовищным насилием над их
«естественной», вдохновленной тестостероном раздражимостью и игривостью. «В школах
правят женщины в интересах девочек. Можно ли ожидать от полного сил, энергичного
мальчика второго или третьего класса, чтобы он вел себя как девочка», — комментирует
Кристина Хофф Соммерс, написавшая «Кто украл феминизм?». Образование приводит к
«патологизации мальчиковости», «В среднем мальчики чисто физиологически более
непоседливы и импульсивны, чем девочки, — отмечает школьный консультант Майкл Томп-
сон. — Мы должны признать физиологические потребности мальчиков и удовлетворять их».
Женщины теперь составляют большинство студентов университетов, получают 58% степеней
бакалавра в американских колледжах. Один репортер предсказывает страшные последствия,
если существующие тенденции продолжатся: «В 2068 г. среди выпускников университетов
257
будут одни женщины». (Он плохо учил статистику.) В социальных и поведенческих науках
соотношение числа женщин к числу мужчин составляет 3 к 1. Женщины вторглись в такие
традиционно мужские сферы, как инженерное дело (где они теперь составляют 20%),
биология и бизнес (примерно 50%). В то время как мы все внимание отдали девочкам,
развитию их самооценки, предоставлению им возможностей в науке и математике, мы
совершенно забросили мальчиков. «А как же с мальчиками?» — вопрошает хор18.
Не надо заблуждаться: потребности мальчиков действительно заслуживают нашего
серьезного внимания, и мы уже видели, что будет, если их игнорировать. Но едва ли можно
согласиться с критиками, которые сегодня, как и сто лет назад, говорят, что классная комната
оказывает феминизирующее воздействие. На мои лекции студентки приходят во фланелевых
рубашках, синих джинсах и футболках, кожанках и спортивных кроссовках. Они используют
обращение «ребята» («guys»), даже если группа полностью состоит из девушек. Классная
комната, как и работа, является общественным местом, и, когда женщины входят в
общественную сферу, они зачастую одеваются и ведут себя «по-мужски», чтобы к ним
отнеслись серьезно как к компетентным и способным людям. (Более детально о работе я
поговорю в следующей главе.) Недавняя рекламная кампания детской одежды для игры в
поло Ральфа Лорена показывала малышек лет пяти—шести в рубашках на пуговичках,
спортивных куртках и галстуках из рубашечной ткани. Кто феминизировался, и кто
маскулинизировался?
Мы видели, что агрессия мальчиков не имеет биологических оснований. Напротив, мы
понимаем, что негативные последствия агрессии мальчиков в значительной степени оказы-
ваются побочным социальным продуктом раздутого культа непоседливости и задиристости.
Сами мальчики думают, что такое поведение поможет им ладить с другими мальчиками, в
результате оно превосходит ожидания даже их сверстников. Вместо некритического
культивирования «мальчишеской культуры» нам следует подумать о том, что чувствует
мальчик, когда перестает быть самим собой и начинает демонстрировать свою маскулинность
перед оценивающими взглядами других мальчиков.
В этот момент мы могли бы найти психологический «разрыв», эквивалентный тому, который
