–Что, шеф, опять витали в облаках? – Говард подмигивает Кэгни уже второй раз за последние пять минут.
–Не знаю, в курсе ты или нет, – говорит Кэгни, – но у тебя в волосах торчит расческа.
–Я в курсе. Мне было негде ее оставить.
В ответ Кэгни скептически смотрит на Говарда. Он платит этому парню жалованье, давая возможность есть, одеваться и снимать квартиру. Он дает ему работу, вместо того чтобы просто взять и уволить нахала. К сожалению, дело есть дело. Кэгни не сделать юнца таким, какой он сам. В конце концов парень годится ему в сыновья.
Кэгни автоматически бросает взгляд на календарь. Двадцать девятое сентября. Осталось ровно три месяца. Ровно три месяца осталось до смерти или свободы – Кэгни сам пока не знает, что именно его ждет. Ему исполняется сорок лет. Официально отсчет начался девять месяцев назад, однако одним глазом Кэгни посматривал на календарь уже лет десять.
Кэгни вспоминает, что в ящике стола лежат полупустая бутылка виски и стакан, который он умыкнул из гостиницы Брайтона и в который еще никогда не наливал простую воду. Сделав усилие воли, он отогнал желание достать бутылку из стола.
Одно Кэгни знал наверняка: в тридцатые и сороковые годы двадцатого века таким парням, как он, позволялось страдать какими угодно видами идиосинкразии. Их не заставляли проветрить «грязное белье» или подлечить нервы. Этот мир – довольно грязное место, полное лжи и подлости, он заслуживает того, чтобы в нем жило определенное количество алкоголиков и мизантропов. Не то чтобы Кэгни причислял себя к данным категориям, однако если бы и принадлежал к ним, то не стыдился бы этого. В конце концов у него нет маленького ребенка или юной очаровательной женушки, нуждающейся в заботе...
Говард беспокойно заерзал. Кэгни поднимает голову и видит, что молодой сотрудник поправляет расческу, которая торчит из его коротко стриженных белокурых волос, любуясь на свое отражение в остекленной рамке со стола Кэгни. Эта рамка – одна из немногих вещей, которые находятся здесь постоянно. Обычно она стоит, прислоненная к старой кофейной чашке, что намертво прилипла к деревянной столешнице. В рамку небрежно вставлена цитата из газеты, которую Кэгни прочел в поезде почти десять лет назад, когда часы пробили полночь и ему исполнилось тридцать лет.
«Любовь – это заблуждение, передающееся от женщины к женщине».
–Поставь на место, Бэзил. И вынь из волос расческу.
–Я не Бэзил, а Говард. Ах да! Бельчонок Бэзил Браш из сериала! Бэзил Хвост-Расческа! Вы сегодня какой-то очень веселый, шеф, и мне кажется, я знаю почему! Поправьте меня, если я ошибаюсь, но не имеет ли это какого-то отношения к новому герою, который совсем недавно появился в нашем городе? Я прав?
–Господи Боже, как ты успел узнать?
–Я ходил в «Старбакс», и мне официантка рассказала. Мы с ней трахались одно время.
–Так она работает в «Старбаксе» или трахается там?
–И то, и другое. Короче, шеф! Я давно подозревал, что в вас есть что-то героическое! Жаль, что рядом не было меня. Вдвоем мы его быстрее поймали бы. Ну давайте, рассказывайте все по порядку! Джули... то есть, Дженни сказала, вы выскочили из конторы, бросились за тем парнем, а потом...
–Я не хочу об этом говорить.
–Ну конечно. Скромный мистер Кэгни. Короче, шеф, плюньте вы на свою скромность, расскажите, что там случилось.
–Ничего особенного не случилось. Я услышал, как кричит какая-то женщина, и все. Нечего рассказывать.
–Ну, не хотите, как хотите. Айан расскажет гораздо лучше.
–И Айан тоже знает?!
–Да о вашем подвиге уже весь район знает!
–Но откуда?! Когда вы успели? Прошло всего двадцать четыре часа. К тому же это случилось в воскресенье!
–Бросьте, шеф. Не будьте таким скрытным. Вы врезали ему по морде?
Кэгни глубоко вздыхает. Он знал, что так все и обернется. Знал, что нужно было сидеть в конторе и не обращать внимания на крики. Теперь его будут донимать целую неделю, не меньше. На улице совершенно незнакомые люди станут останавливать его, чтобы обсудить случившееся, вместе попереживать и предложить моральную помощь, если таковая вдруг понадобится. Они будут улыбаться, надоедать, совать нос не в свое дело и сочувствовать. Все будут спрашивать Кэгни, как он себя чувствует, и поздравлять друг друга с тем, что своей чуткостью и дружелюбием они перевоспитали-таки этого мизантропа. Конечно, раньше этот хмурый парень, вечно одетый в черное, – эдакий местный угрюмец – никогда ничему не радовался, не пел и но жил их общей чудесной жизнью. Они перевоспитали Кэгни настойчивой мягкостью, заставили переживать за других людей, привязав его к себе, как разноцветные воздушные шарики к рамам своих велосипедов. Они переделали его, грустно кивая головами в знак того, что этот мир ужасен, а «Гардиан» даже не потрудилась уделить случившемуся должного внимания. Да, они поймали Кэгни точно так же, как Кэгни поймал того похитителя, но использовали для этого исключительно внимание и любовь.
Кэгни сдвигает брови и переводит взгляд на листок бумаги, который лежит на его столе. На листке крупными буквами небрежно нацарапаны адрес и время. В пятницу ему придется идти на ужин к тем людям. Ужасно. Весь вечер сидеть за столом и говорить ни о чем, умирая от тоски. Но разве он может не пойти?
Кроме того, там будет та нелепая девица. Санни Уэстон. Что, черт побери, это было? Между ними произошло нечто совершенно необъяснимое. Случись это в другое время и с другой женщиной, он просто повернулся бы и ушел, не говоря ни слова. Почему же с ней он стал спорить? У нее глупая нахальная физиономия с большими темными глазами и дурацкая улыбка, как будто говорившая: «Какое замечательное получилось приключение, и как хорошо, что на свете нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить, обнявшись». А ее имя?! Как у гнома из сказки! Она совсем не похожа на тех женщин, которых Кэгни доводилось встречать прежде и которые разрушили его жизнь. Она совершила удивительно храбрый поступок, достойный любого мужчины, а потом стояла перед Кэгни, краснея и бормоча какие-то глупости, и испортила все впечатление. Однако, когда Кэгни пожимал ей руку, он почувствовал какую-то странную, незнакомую прежде неловкость...
Впрочем, что бы там ни случилось, об этом не стоило размышлять. Тем более в пятницу ему снова придется встретиться с той девицей. Естественно, она притащит с собой какого-нибудь придурковатого парня, который весь вечер будет насмехаться над Кэгни...
Ну уж нет. Этого Кэгни не допустит. Нельзя идти на ужин одному...
Из волос Говарда выскальзывает расческа и со стуком падает сначала на стол, а оттуда уже на пол.
–Вот дьявол, – бормочет Говард. – Ну да ладно. Так даже лучше.
Кэгни качает головой, чтобы прогнать внезапно появившуюся мысль. Нет, Говарда он пригласить не может.
–Все это просто замечательно, – говорил Кэгни, – однако не забывай, что у нас с тобой имеется кое- какая работа.
–Отлично! – восклицает Говард, хлопнув в ладоши.
Кэгни, не обратив на него никакого внимания, продолжает:
–Джессика Феллоус, девятнадцать лет, блондинка, на вид типичная транжира и скандалистка. Вполне возможно, справимся за один раз. Время десять тридцать. – Кэгни смотрит на часы. – Остальное расскажу в машине.
–А фотография?
–Держи.
Кэгни передает через стол снимок. Взглянув на него, Говард восхищенно присвистывает:
–Привет, детка!