мрачноватый урок бдительности. Воздействие рассказанного на Филби было тем более мощным, что Орлов рассказал эту историю на одной из их последних встреч, накануне своего сенсационного побега из Испании в июле 1938 года. Филби во второй раз без всякого предупреждения был предоставлен Орловым самому себе. В соответствии с обычной практикой Центр дал указание информировать «Сынка» лишь о том, что его давний наставник был отозван в Москву. Как показывают архивные документы НКВД, единственными сотрудниками, которые узнали правду о «побеге», были заместители Орлова в барселонской резидентуре Белкин и Эйтингон.
К моменту исчезновения Орлова Филби был знаком с ним чуть более четырех лет. Однако за это время под воздействием сильной личности Орлова и благодаря его суровей выучке он приобрел профессионализм, необходимый для того, чтобы функционировать и выжить как советскому тайному агенту. Только четырнадцать лет спустя Филби узнал о судьбе Орлова из его сенсационных разоблачений Сталина, опубликованных в журнале «Лайф». Но Филби не опасался предательства. Даже если бы он и два других кембриджских «мушкетера» узнали еще в 1938 году, что Орлов сбежал на Запад, маловероятно, чтобы они проводили бессонные ночи, размышляя, не грозит ли им это разоблачением. Они так высоко ценили «Большого Билла», что просто не поверили бы, что он может когда-либо предать их или идеалы ленинской революции.
В недели, последовавшие за неожиданным отъездом Орлова из Испании, Филби больше всего огорчала необходимость сообщать о каждой успешной операции националистов, когда силы Франко безжалостно сминали линию обороны республиканской армии на реке Эбро. Он был свидетелем их последнего отчаянного сопротивления. Начало конца наступило, когда в ноябре был прорван фронт. Не прошло и двух месяцев, как Франко взял Барселону. Совершенно несчастный Филби отмечал свое 26-летие как первый корреспондент газеты, вошедший в бывшую цитадель республиканцев.
Стать свидетелем триумфа Франко в Испании было для Филби тяжким личным переживанием. Однако ему лучше, чем большинству его современников, была известна опасность нацизма. Гитлер снова перешел в наступление, как только эпицентр великой борьбы переместился из Испании в другую часть Европы. Не успели просохнуть чернила на заключенном предыдущей осенью мюнхенском соглашении, как весной 1939 года Германия вобрала в состав рейха большой кусок расчлененной Чехословакии. Теперь фюрер угрожал войной Польше, если она не согласится удовлетворить его территориальные претензии на балтийский порт Данциг и коридор, ведущий к нему, которые в соответствии с Версальским договором отошли к Польше после первой мировой войны. Британское и французское правительства слишком поздно дали гарантии польскому суверенитету, Европа готовилась к войне, хотя дипломаты поспешно предпринимали отчаянные попытки предотвратить конфронтацию с Германией.
На фоне таких мрачных событий Филби проиграл свою собственную маленькую битву с «Тайме» за сохранение специальной ежемесячной надбавки в размере 50 фунтов. Испытывая недовольство, Филби упаковал чемоданы и написал в «Тайме» записку о том, что газете больше нет необходимости содержать двух штатных корреспондентов в Мадриде. Испания уже не была плодородной нивой ни для журналиста, ни для тайного советского агента. Распрощавшись со своей любовницей «Банни» Доубл, Филби возвратился в Лондон, где в парках наскоро сооружались бомбоубежища, а Уайтхолл запасался мешками с песком в ожидании налетов немецкой авиации в случае войны из-за Польши. В «Тайме» ему пообещали должность главного военного корреспондента при штаб-квартире британского военного представительства во Франции.
Не прошло и года с начала войны, как летним месяцем 1940 года многолетние усилия Филби завоевать сердце британской разведки с помощью журналистского мастерства наконец оправдали себя. Вскоре после прибытия Филби в Англию вместе с британскими экспедиционными силами, эвакуированными с пляжей Дюнкерка, его пригласили в военное министерство. «В министерстве меня встретил капитан Шеридан, — вспоминал свой визит Филби, — который сразу же предложил мне работать в военной разведке»[363]. Так был сделан первый официальный шаг в аппарат британской разведки. Несмотря на то что на это ушло пять лет, Филби наконец «вышел на широкую дорогу», как сформулировал это Орлов еще в 1935 году. Хотя сам он к тому времени находился на чужбине и не знал об этом достижении своего «первого человека», Орлов до отъезда из Москвы в Испанию в 1936 году уже имел возможность с удовлетворением читать секретные документы британского правительства, добываемые «вторым человеком» кембриджской агентурной сети. За два года до того, как Орлов был вынужден бежать от мести Сталина, второй из «трех мушкетеров» стал активно действующим советским агентом, внедрившимся в самое сердце британского министерства иностранных дел.
Глава 8
«Берегите его как зеницу ока»
На обложке первой папки многотомного оперативного досье Дональда Маклейна стоит штамп, на котором черными прописными буквами написано: «КГБ СССР — ПЕРВОЕ ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ. ВТОРОЙ ОТДЕЛ. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. — БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ ОТДЕЛА НЕ ВЫДАВАТЬ». Его первоначальная потрепанная коричневая обложка времен НКВД была заменена КГБ. Это говорит о частом использовании дела № 83791, касающегося британского агента под псевдонимом «Гомер». Под новенькой обложкой, которая, по иронии судьбы, оказалась кембриджского голубого цвета, находится чуть пожелтевшая первая страница досье агента, на которой указан его первый псевдоним «Вайзе» [364]. Тот факт, что досье Маклейна начинается с января 1935 года, доказывает, что в порядке очередности вербовки он был «вторым человеком» в кембриджской агентурной сети.
Для выполнения первого задания советской разведслужбы Филби отправился в Кембридж, чтобы подготовить почву. Подобно незваной злой волшебнице на крестинах королевской дочери, он прибыл туда в первую неделю июня, когда, несмотря на разгар «великой депрессии», в университете был праздник. Все напоминало красочную открытку: окруженные зданиями колледжей четырехугольные дворики с коротко подстриженными лужайками служили сценой для ночных балов, которые продолжались в течение так называемой Майской недели, проводившейся после сдачи экзаменов в первую неделю июня в ознаменование окончания еще одного учебного года. В дневное время изящные гоночные «восьмерки» состязались в гребных гонках в нижнем течении реки Кем, тогда как менее спортивные типы проводили время, нежась на лужайках, спускающихся к Бэкс, как называется река в верхнем течении. Их излюбленный вид спорта — наблюдать за лодочниками в полосатых форменных блейзерах и больших соломенных шляпах, которые с большим или меньшим мастерством, отталкиваясь 20-футовыми шестами, проплывали под старинными мостиками на плоскодонных яликах, нагруженных хихикающими подружками в летних платьицах, влажных от капель воды, падающих с листьев склонившихся над рекой ив.
Зрелище кутил, все еще щеголявших в вечерних туалетах, несмотря на полдень, которые с важным видом фланировали вдоль Кингепарейд, могло бы стать для Филби мощным стимулом в его тайной миссии, имевшей целью подорвать британский истэблишмент. Майская неделя в Кембридже была не чем иным, как затянувшимся «светским раутом» для сыновей и дочерей британского правящего класса. В период массовой безработицы приверженцы гедонизма по-прежнему самодовольно праздновали свое восшествие на предназначенные для них места на ступенях лестницы, которая ведет в ряды правящей элиты в правительстве, юриспруденции и других профессиях. Это открыто афишируемое социальное и экономическое различие между высшими и низшими классами британских граждан оказалось подходящей средой для возобновления контактов Филби с прежними товарищами-марксистами, замышлявшими в своих подпольных коммунистических ячейках сокрушить этот оплот образовательных и социальных привилегий. Задание Филби заключалось в том, чтобы высматривать и выискивать тех, кто исполнен преданности и решительности. Он искал молодых людей, коммунистические идеалы которых были достаточно сильны, чтобы заставить их предать свою страну и свой класс и тайно служить великому социально-экономическому эксперименту, инициатором которого был Советский Союз.
У Филби не было недостатка в потенциальных кандидатах. В 1934 году коммунизм стал модной политической власяницей, которую носили многие старшекурсники Кембриджа, мечтающие навсегда уничтожить Майские балы, шампанское и плоскодонки с шестами. Приверженцы доктрины Маркса, они
