решающий разговор произошел пятью месяцами ранее. Филби осторожно направил разговор таким образом, чтобы удостовериться, что его друг собирается быть активным коммунистом и по окончании Кембриджа. Осторожно Филби спросил, как, по мнению Маклейна, он сможет оставаться активным коммунистом, делая карьеру в министерстве иностранных дел.
«Если ты будешь продавать там газету «Дейли уоркер», то не думаю, что ты долго там продержишься», — сказал Филби своему кембриджскому товарищу, вспоминая, как он при этом обронил загадочный намек: «Но ты можешь вести там специальную работу». Это заинтересовало Маклейна, и Филби перешел к объяснению в самых общих чертах своего собственного контакта с советскими и того, каким образом его друг мог бы помогать делу коммунизма, передавая полезную для СССР информацию, почерпнутую из документов министерства иностранных дел. По словам Филби, Маклейн немедленно захотел узнать, будет ли он работать для Советского правительства или для Коминтерна[376].
«Честно говоря, я не знаю, но люди, с которыми я имею дело, занимают очень важные посты и работают в очень серьезной организации», — ответил Филби. Как он вспоминал впоследствии, когда Дейч начал разговор с ним на эту тему, то он даже не удосужился задать подобный вопрос — так велико было его желание стать тайным агентом. Поэтому Филби сказал Маклейну, что ему лишь известно, что «они связаны с Москвой»[377].
Маклейн, задумавшись, молчал. По словам Филби, потом он спросил, можно ли ему поговорить обо всем этом с Клугманом, который был его коммунистическим наставником с начала их политического бунта еще в школе. «Если ты это сделаешь, то можешь забыть о нашем разговоре», — сказал Филби Маклейну. Он объяснил, что его советские знакомые отчетливо дали понять, что те, кто желает тайно помогать Москве, не должны иметь никаких дел или связей с товарищами по партии из-за необходимости обеспечить абсолютную конспирацию. Маклейну было сказано, что ему придется порвать все связи с лицами, которые, подобно Клугману, были членами КПВ. Это заставило его друга чуть помедлить с ответом. Только через двое суток Маклейн пришел к нему опять, чтобы сообщить о своей готовности принять эта условия[378].
В документах НКВД указывается, что Маклейн принял предложение Филби в середине августа 1934 года, то есть в том месяце, когда Орлов находился в Советском Союзе, приехав туда в конце июля, чтобы проинформировать Артузова о положении в «нелегальной» лондонской резидентуре. Таким образом, передать в Москву положительный отчет Филби о Маклейне выпало на долю Рейфа, исполнявшего обязанности резидента. Для этого он снова направился в Данию, чтобы связаться с Центром через «легальную» резидентуру в посольстве СССР в Копенгагене. В его телеграмме от 26 августа 1934 г. говорится о положительном результате разговора с Маклейном: «„Марр' сообщает, что „Зенхен' связался со своим другом. Последний согласился работать. Хочет вступить в прямую связь с нами. „Марр' просит согласия»[379]. Москва, однако, все еще не разрешала установить прямой контакт с Маклейном. Центр телеграфировал Рейфу в Копенгаген в ответ на его телеграмму за № 55/4037 указание: «От прямой связи воздержаться до проверки и выяснения его возможностей. Использовать пока его через „Зенхена'»[380].
Такая осторожность являлась отражением не только строгих правил конспирации, но и сурового контроля, осуществлявшегося Центром за операциями своих «нелегальных» резидентур. Отказ санкционировать контакт с Маклейном, по-видимому, объясняется отчасти тем, что у Центра отсутствовала свежая информация о последних событиях в Лондоне из-за продолжающихся неполадок со связью. Предыдущие сообщения резидентуры были сфотографированы, и непроявленные ролики пленки спрятаны в коробочках из-под дамской пудры, которые контрабандой перевозила в Копенгаген «Пфайл», одна из женщин-курьеров, прикомандированных к лондонской группе Орлова. Однако, когда они прибыли в Москву, обнаружилось, что их большей частью невозможно прочесть из-за неправильной выдержки, вследствие чего на Лубянке не имели понятия о быстрых успехах Рейфа и Дейча в обработке этого эмбриона кембриджской группы. Если бы сам Орлов на; ходился в Москве, он смог бы развеять сомнения Центра относительно Маклейна, однако в то время, когда запрос Рейфа поступил на Лубянку, он уехал навестить семью[381].
Когда Орлов 18 сентября возвратился в Лондон, он сам принял решение установить прямой контакт с Маклейном, поручив это Рейфу, который провел с ним первую встречу в середине октября 1934 года. Встреча прошла успешно, что подтверждается сообщением Орлова, направленным в Москву в ноябре: «С другом «Зенхена» «Вайзе», о котором мы вам писали, мы связались, он совершенно прекратил свои связи с земляка-v ми и стал членом общества высших кругов. Его связи исключительны, и возможно, что он получит хорошую должность»[382].
Орлов не забыл заверить Москву, что Маклейн уже прервал все связи с коммунистами («земляками» — на жаргоне НКВД), прежде чем записываться на сдачу экзамена для приема на государственную службу. Для получения должности в МИДе необходимо было выдержать жесткую конкуренцию, причем даже от выпускников Кембриджа требовалось пройти предварительное собеседование, выдержать серьезный экзамен, а затем ответить на вопросы отборочной комиссии.
Маклейну и его товарищам не нужно было держать экзамен для приема в советскую разведывательную службу, и они понятия не имели о двух стадиях проверки кандидатов, которые были связаны с не менее строгой процедурой отбора. К концу 1934 года Филби находился уже на второй стадии этого процесса, а Маклейн был готов стать «кандидатом на вербовку», получив ряд заданий, позволяющих определить его способность выполнять секретные операции.
Согласно отчету Рейфа, написанному после его возвращения в Москву, к январю 1935 года он был убежден в том, что Маклейн безвозвратно порвал с друзьями-коммунистами и «поставил крест на работе с „земляками'»[383].
Некоторым из кембриджских «земляков» Маклейна было трудно смириться с его постепенным от них отходом. Гай Бёрджесс, в частности, рассматривал это как признак слабости своего друга и отказывался позволить ему порвать с партией, задавшись целью, попытаться вернуть его в коммунистический «отчий дом». Кембриджскому современнику и биографу Маклейна Роберту Сесилу, которому Дональд нередко с гордостью говорил о своих коммунистических идеалах, показался странным его резкий разрыв со своими прежними товарищами, происшедший перед подготовкой к экзамену для поступления на государственную службу. Сесилу, который не был членом коммунистической ячейки, хотя, как он признавался, ему однажды предлагали в нее вступить, вспоминался случай, когда леди Маклейн обеспокоенно выспрашивала у своего сына, намеревается ли он участвовать в политической демонстрации лондонских рабочих.
«Ты можешь считать меня флюгером, но я теперь отказался от всего этого», — так ответил Маклейн, к большому облегчению своей матери[384]. В тот момент Сесил просто предположил, что его друг перевернул новую политическую страницу, поддавшись на уговоры матери, которая по-прежнему энергично подбивала бывших министерских коллег своего мужа на то, чтобы они обеспечили обожаемому сыну прием на дипломатическую службу.
Сесил, сам ставший профессиональным дипломатом, вынужден был впоследствии сделать вывод, причем правильный, что Маклейн тогда на самом деле выполнял указание Москвы. Это подтверждается сообщением, сделанным вскоре после вынужденного отъезда Рейфа из Лондона: «В феврале 1935 года передал „Вайзе' „Шведу'». Это говорит о том, что Орлов сам вышел на прямой контакт с Маклейном. Последний начал выполнять задания, положенные в соответствии с этапом «подготовки» в процессе его вербовки. Тем временем Маклейн готовился к экзаменам на государственную службу в школе «Скунс». Выпускники с хорошими связями, которые избрали карьеру в МИДе, обычно в этой школе набирались необходимых знаний перед предстоящими испытаниями. Центру необходимо было убедиться, что «Вайзе» действительно будет отвечать требованиям, которые он намеревался предъявить ему. Поэтому он приказал своему лондонскому резиденту дать ему несколько конкретных поручений разведывательного характера. Орлову предписывалось «использовать «Вайзе» даже тогда, когда он еще не получил интересующую нас должность. Пришлите свои конкретные соображения»[385].
Встретившись с Маклейном, Орлов предложил ему добывать информацию, полезную для Москвы, используя семейные связи с высшими кругами и высокопоставленными чиновниками в правительстве. Он намекнул, что это задание поможет ему также продвинуться по служебной лестнице в министерстве иностранных дел.
