Последний - на Арлингтонском кладбище

палубу «Пенсильвании».

Приказ отойти от линкора и пройти полмили до стоянки у входа в бухту Бакнера разозлил офицеров ТДК. Как обычно, транспорт боеприпасов был прокаженным, содержащимся в изоляции от остального флота.

Целый час ушел на то, чтобы назначить специальный наряд, прогреть двигатели, отплыть к новой стоянке и наконец бросить якорь у буев при входе в бухту.

Ненужная работа. Война была окончена. Дипломаты в это время уже составляли каблограмму о капитуляции.

Когда стало смеркаться, офицеры собрались на обед в кают-компании, и, едва сели, раздался сильный взрыв. Служащим на транспорте боеприпасов звук взрыва раздирает сердце. Через несколько секунд они неслись по трапам к мостику; зазвучал сигнал общей тревоги. Шовайса поднялся на палубу и увидел десантный транспорт, очевидно, только что подошедший и вставший на якорь возле них с правого борта.

Камикадзе спикировал на него, пробил мостик и офицерские каюты, бомбы его взорвались, и транспорт был охвачен пламенем.

Ну и ну! Потом лейтенант Пит Шовайса услышал еще один звук, от которого замерло сердце. Сверху слева раздавался завывающий гул другого камикадзе. Он шел над левым бортом ТДК, готовясь к развороту для пикирования. Чтобы покончить с горящим транспортом? Или поразить оставшийся ТДК? Если летчик- камикадзе разглядел красный вымпел, он, несомненно, спикирует на транспорт боеприпасов.

Шовайса услышал в наушниках команду артиллерийского офицера расчету носового сорокамиллиметрового орудия. Но было поздно! Времени прицелиться уже не оставалось. Камикадзе с ревом несся вниз, прямо на них, бесприцельная очередь трассирующих снарядов с корабля проходила в нескольких ярдах от самолета. Двести футов, самолет неуклонно приближался; одномоторный моноплан с ревом несся на транспорт боеприпасов. Сто футов, он приближался, и артиллеристы не могли в него попасть!

И тут летчик сделал нечто необъяснимое: он свернул, врезался в воду и нашел смерть между горящим транспортом и ТДК. Почему? Он не промахнулся. Что заставило его изменить намерение?

Потом Шовайсу отправили в шлюпке на горящий транспорт предложить помощь, если в ней была необходимость. Пожар успешно гасили. Лейтенант пошел к пострадавшим каютам в сопровождении офицера, который чуть не плакал:

— Убил одиннадцать офицеров! Одиннадцать! А ведь эта растреклятая война окончена!

Тело японского летчика было извлечено; его нашли в машинном отделении вместе с обтекателем самолета. Шовайса прошел по обгоревшим каютам и там, в маленьком отсеке, прочел — не смог удержаться — недописанное письмо. Летчик-самоубийца оборвал жизнь офицера, когда он писал жене.

В письме было поздравление с рождением сына, Аллена Лоуэлла, и просьба поскорее прислать его фотографию. «У меня большие планы для этого мальчика», — писал офицер.

12

Из дневника Аллена Лоуэлла

…запись от 26/X-1973 года

«Пять вечера. Нужно как-то провести семь часов. Последний час провел, перечитывая любимое стихотворение Дж Ф К:

Возможно, за руку возьмет она меня
И уведет в свой мир, где не бывает дня,
Глаза закроет и лишит дыханья…
Но в полночь Смертью мне назначено свиданье
В одном из городов, охваченных огнем…
Я слову данному еще не изменял
И на свидание явлюсь, как обещал.

Я позвоню Медуику ровно в полночь. Через два часа он будет убит, притом таким способом, что Уильямс обалдеет.

Я осеняю себя крестным знамением. И клянусь перед богом, что задуманное мною — не зло.

Я клянусь перед богом, что задуманное мною — не зло.

Клянусь перед богом, что задуманное мною — не зло.

Но они должны поплатиться».

13

Томас Медуик глядел на высокого худощавого человека в строгом, хорошо сшитом костюме с жилетом. Это был Джордж Уильямс; одежда его словно бы гласила: «Министерство юстиции». Но голубые глаза — нет, они не были мутными от сотен судебных дел. Глубоко сидящие под густыми бровями, они скорее напоминали лазеры и насквозь пронизывали Медуика, сидящего в гостиной своего колониального особняка в городке Маклин, штат Виргиния, и пытавшегося скрыть страх. Пропавшие досье сводили его с ума!

— Я не вражеский агент, мистер Уильямс, — сказал он.

— Дело касается не внутренней безопасности, — ответил Уильямс. — Меня интересует, получали вы недавно какое-нибудь анонимное письмо?

Медуик задумался. «Интернейшнл дайнемикс»? Не иначе!

— Мне приходит много писем от избирателей. Среди них, должно быть, есть и анонимные.

— Это письмо вы запомнили бы. В нем угроза убийства.

Медуик впервые за весь день почувствовал облегчение. Черт побери, что все это значит? Он улыбнулся.

— Угрозы я тоже получаю ежедневно, мистер Уильямс.

— Боюсь, вы не представляете, насколько это серьезно. Ваша фамилия есть в анонимной угрозе смертью. Министерство юстиции убеждено, что угроза реальна.

— Вот как? — сказал Медуик. — А с чем она связана?

— В письме говорится, что с десятой годовщиной гибели Кеннеди.

— Но я даже не знал Кеннеди!

Не сводя голубых глаз с Медуика, Уильямс, спросил:

— Знаете вы кого-нибудь из остальных: Джеймса Карсона, Стефани Сполдинг, Роберта Уорнки, Эверетта Меллона?

Вошла жена Медуика, хорошенькая блондинка в облегающих брюках и зеленом свитере.

— Привет, мальчики, — сказала она.

Медуик представил ее гостю.

— У вас такой хмурый вид, мистер Уильямс, — сказала она. — Не хотите ли выпить? Бар Медуика славится.

Уильямс улыбнулся.

— Шотландское с содовой разгонит мою хмурость.