поплелась в нашу сторону. Потом спросила:
— Нормально?
— Это Мэри, выпускающий редактор «Эйса» и «Бэнгерз!» Познакомься, это Годфри.
Дипломатические обязанности Джеки уверенно взяла на себя.
— Нормально, — повторила Мэри, глядя на меня отсутствующим взглядом.
Мэри находилась на противоположном конце «радостного спектра». Конечно, это только первое впечатление, но если бы мне кто-нибудь рассказал, что Мэри предложили закурить, или выпить, или съесть пирог со свининой, или взять за щеку, а она отказалась, я бы очень удивился.
— Как провела выходные? — спросила ее Джеки.
— Нормально, — ответила Мэри, продолжая глазеть на меня.
— Встречалась с Данканом?
— Нет.
Ее запас слов вот-вот должен был иссякнуть.
— Мы с мамой ходили по магазинам.
— Правда? И что же вы купили? — спросил я, будто мне интересно.
— Несколько трусов и карандаш, — ровно ответила Мэри.
— Зачем тебе карандаш? У нас их и так девать некуда! — удивилась Джеки.
— Нет, для глаз.
И Мэри показала на свои глаза. А потом перевела эти глаза на журнал у меня в руках и сделала то же замечание:
— Это Таня? Манда у нее — просто ужас. Вся какая-то изуродованная. Кошмар.
— Мэри! Разве можно так выражаться? — вскинулась Джеки.
— Но я ведь права, ты сама так говорила, — настаивала Мэри.
— Зато я не произносила слова на «м». Что за ужасное слово!
— Какое? «Манда»?
— Мэри, прекрати! Это неприлично!
— Почему? Все так говорят.
— Вовсе не обязательно брать с них пример. Ты должна быть выше этого!
— У меня больше прав говорить «манда», потому что в отличие от остальных она у меня есть.
И Мэри показала у себя между ног — коротких и толстых.
Беседа пошла своим чередом, хотя вспоминать дальше мне неохота. Они отошли от моего стола, и я наконец-то был предоставлен самому себе. Следующие полчаса я аккуратно складывал коробки на пол, а заодно убрал с «Рабочего стола» ту картинку.
Теперь, листая «Блинг», я чувствовал себя несколько свободнее. Надо было оценить новое оформление журнала, но все как-то не получалось: сиськи и задницы мешали сосредоточиться. Я отложил журнал и потом еще долго ерзал на стуле в ожидании остальных незнакомцев, собаку съевших в порнографии.
Несколько из них нарисовались к половине одиннадцатого. Сердито на меня глянув, они занялись каждый своим делом. И только без десяти одиннадцать появился некто и сел за дизайнерский стол рядом со мной. Он казался гораздо старше тех, кого я встречал до сих пор, — на мой взгляд, ему было лет пятьдесят. Измученный, с трудом соображающий, будто ночь провел в придорожной канаве.
— Ты кто? — Лоб незнакомца избороздили морщины.
— Годфри Бишоп, — представился я и протянул руку, но тот уже отвернулся к компьютеру.
— Новенький?
— Нет, я работаю здесь не первый год, просто все это время сидел под столом.
Похоже, здесь принято не смотреть, а пялиться.
— А… — сказал он как ни в чем не бывало. — Меня зовут Роджер. Я дизайнер. Будешь работать в «Блинге»?
Я ответил утвердительно, а потом спросил:
— Ты сам-то в каком журнале?
— В каком? В каких! Суки… Я делаю «Блинг» и «Фрот», — пробормотал он. — Гадство! Я один такой! Другие дизайнеры выпускают только один журнал. А я уродуюсь в двух! Это честно? Вот ты скажи! Где еще дизайнера могут заставить выпускать два журнала? Пидорасы… Как меня это все достало! Два сраных журнала… А платят? Как плакат нужен или там приложение какое-нибудь — к кому они обращаются? К Дону, у которого только один журнал в двадцать с чем-то страниц, меньше любого моего? Нет, они идут ко мне. Нашли дурака… Знаешь что? Вот я тебе сейчас скажу… Затрахали, суки!
Роджер повернулся ко мне спиной и вынул бутерброды. Он не замолкал еще минут десять. В конце концов в нашем углу опять стало тихо.
Вокруг одного из столов толпились, смеялись и курили. Несколько лиц повернулись в мою сторону. Потом от компании отделился высокий парень и подошел ко мне.
— Новый помощник редактора, да?
Он выгодно отличался от Роджера.
— Годфри Бишоп, — сказал я, вставая и протягивая руку.
Тот ее пожал и кивнул на остальных:
— Пошли познакомлю со всеми.
Я пошел за ним.
— Меня зовут Пэдди, — сказал длинный. — Я редактирую «Эйс». А вот Хассим, мой дизайнер. Это Пол, он же Толстый, помощник редактора…
— Э!.. — возмутился Толстый. По-моему, зря возмутился.
— Вот Дон, дизайнер «Бэнгерз!», и Мэтт, помощник редактора во «Фроте». А на остальных не обращай внимания.
Он махнул рукой. Жест предназначался выпускающим редакторам и Роджеру. Оставшимся одному или двоим присутствующим не было до нас никакого дела.
— Это Годфри Бишоп, — представил меня Пэдди, — помощник редактора в «Блинге». Здесь бывает очень даже ничего, только про секс лучше забудь.
Странно как-то…
— Как тебе та баба на собеседовании? — спросил Хассим.
— А! Что они имели в виду? Я так и не понял.
— Хотели повеселиться, больше ничего. Посмотреть на твою реакцию, — объяснил Пэдди. — Стюарт нанял ее на один день, за пару сотен фунтов, чтобы сидела на собеседовании. Мало кому удается выполнить задание, когда она рядом трясет своими сиськами. Только тебе и еще нескольким.
— Ты представь! — ухмыльнулся Мэтт. — Один парень даже вынул свою колбасу и не успел полностью раздеться лишь потому, что его вышвырнули.
Все заржали. Кроме меня. Я почувствовал, как мое сердце сжали чьи-то ледяные руки.
— Так она тут не работает? — спросил я наивно.
— С какой стати? Вот балбес! — ответил Дон. — Что ей здесь делать?
— Все уверены, что мы держим голых баб прямо в редакции, — вздохнул Пэдди.
— А с этой моделью, Ребеккой, вышла вот какая штука. Стюарт хотел фотографировать претендентов на ее фоне, а потом сделать из этого материал и окупить расходы, но забыл. Теперь он собирается просто заныкать двести пятьдесят фунтов.
— А где Стюарт?
— Сегодня понедельник, — ответил Пэдди. — Скорее всего лежит где-нибудь без чувств.
— Подожди-ка, я проверю. — Мэтт набрал номер и спросил: — Стюарт не звонил?
Угукнув, он повесил трубку и сообщил, что Стюарт сказался больным и сегодня не придет. Я почесал голову. Мне-то что делать?
— Можешь пока почитать мою газету, — предложил Толстый и полез в задний карман.
— Надо убить два часа до обеда, — объяснил Пэдди, — тогда мы пойдем в паб и выпьем. В понедельник без этого никак, верно?
Следующие два часа тянулись еле-еле. Мне было до такой степени нечем заняться, что я принялся
