бесконечно. Вместо этого — ты заметила? — фигура, которую мы создали в своем воображении, как в твоей игре, почти растаяла.
— На берегу реки, — добавила Надя.
Темнота опустилась на город незаметно. Бульвар Гран Сассо, залитый холодным светом фонарей, озябшие, голые еще деревья и тучка, надвигавшаяся с запада как мучительное дыхание, вызывали ощущение тревоги; такое же, вероятно, как было у Тильды, когда она слышала колокольный звон из деревень, разбросанных по берегам По.
— Я все думаю о вазе, которую Анжела Бьянкарди привязывает к фонарному столбу. — Надя помигала фарами какому-то прохожему, перебегавшему улицу: мол, пошевеливайся.
— Мы приедем к ней домой неожиданно. Вряд ли она нам обрадуется, — вздохнул Амброзио.
У подъезда стоял белый «фиат-500». Надя припарковалась за ним. Было освещено лишь одно окно на втором этаже.
— Добрый вечер, — сказала Анжела, открывая им дверь. Лицо у нее было бледное, со следами усталости. Она держала в руках сумку из черной ткани, из которой высовывались две вязальные спицы. Анжела поставила ее на стул в прихожей. — Проходите, раздевайтесь.
— Мы возвращаемся из дома Тильды Прандини. — Амброзио снял пальто, шляпу, пригладил перед зеркалом волосы. — А еще побывали на вокзале, на месте, где погиб Этторио Ринальди.
Губы Пруста на портрете, несмотря на редкие усики, казались пухлыми, как у девчонки.
Кот, мурлыча, подошел к хозяйке. Присев на диван, Анжела взяла его на колени.
— Я вот уже неделю туда не ходила.
— Вазочки с цветами уже нет.
— Как всегда, сняли. Кто вам сказал?.. Марко?
— Случайно, когда говорил о ваших отношениях с Этторе.
— Он все удивлялся, что мы так легко сошлись. Как будто человек, которого он знал целую жизнь, изменился и оказался совсем не похожим на существовавшего в его воображении. Марко — тот еще тип, вобьет себе в голову что-нибудь — попробуй переубеди. Должна пройти вечность, прежде чем он поймет, что не прав. А потом ему просто мучительно менять отношение.
— Что вы скажете о его жене? — Она еще вполне привлекательная женщина, правда? — заметила Надя.
— Немного глупа. Как только Марко купил ей квартиру на улице Капуччини, она закрыла глаза на все остальное и продолжает бессмысленную жизнь.
— У меня такое впечатление… — Амброзио щелкнул пальцами, подыскивая слово поделикатнее, — что она…
— Да, пьет. Даже слишком много. Гораздо больше, чем следует.
— Эти цветы, синьора, которые вы ставите на вокзале в вазу, привязанную проволокой, меня поразили.
— Вы пришли по поводу цветов? Мне кажется, это долг — ставить их там, где пролилась его кровь.
— Нет, не из-за этого. Хочу еще раз спросить, уверены ли вы, что не разглядели парня, пытавшегося открыть дверь квартиры на улице Баццини?
— Вы думаете, что я немного… немного не того? Закрыв глаза, она механически поглаживала кошку. Амброзио смутился.
— Ну что вы… Просто я все думаю… Вам не показалось случайно что он сел в машину, в фургончик или, быть может, на мотоцикл?
Анжела отрицательно покачала головой.
— Я ведь уже говорила, сколько можно?
— Вы часто ходите на кладбище?
— Каждое воскресенье, по утрам.
— Вам никогда не приходилось бывать с вашей «пятисоткой» в гараже Лорентеджо?
— Это на другом конце города. Зачем мне туда ехать?
— Я проверяю одно показание, ничего определенного, но иногда даже пустяк оказывается полезным. Лыжная шапочка, например, вы уверены, была именно с голубым помпоном?
— Кажется, да. Но не могу поклясться.
Она пустила на пол кота, с трудом поднялась.
— Вы вяжете?
— Иногда, между уроками. Послушайте, кстати, от того парня в лыжной шапочке, — она пригладила рукой волосы, — шел какой-то особенный запах, я хорошо помню, запах, который я уже встречала в автобусе. Воняло чем-то… Да, да, воняло тиром. Я имею в виду тиры в луна-парках, где стреляют из пневматических винтовок. В общем, от него воняло луна-парком. Запах немного кислый.
— Смесь пота и адреналина… Ваше внезапное появление напугало его. Я ищу одного автомобильного вора, вот почему я спросил о гараже.
— Этторе их ненавидел, он всех автомобильных воров сгноил бы на каторге. Несколько лет назад у него угнали машину, а затем вскоре и вторую. Они искалечили ее. Он так переживал, бедняга.
— Вы подтверждаете, что у вас прекрасная память. При желании вы можете вспомнить мелочи, которые окажутся нам полезными. А на улице вы не заметили кого-нибудь? Думаю, что этот вор работал не один, у него мог быть соучастник.
— О Господи, комиссар, я ведь уже сказала, что больше никого и ничего не видела.
— Мне нужно алиби всех, кто хоть как-то причастен к этой истории, понимаете, синьора Бьянкарди? Хочу знать, например, где были Капитан и Прандини в определенные ночи прошлого и этого месяца. Кроме того, есть факты, которые мне кажутся интересными. Они касаются оружия, которым пользовался преступник. Как говорят эксперты, это мог быть немецкий пистолет, особенно ценимый теми, кто знает в таких вещах толк. Пули оригинальные, полувековой давности. Прандини сказал, что у него был такой пистолет, но отец куда-то его выбросил. Попробуйте вспомнить: у Этторе было что-нибудь, кроме «беретты»?
— В доме я не видела, и он мне никогда об этом не говорил.
— Вы никогда не ездили на мотоцикле?
— Этторе катался, только в молодости, когда был в Африке.
— А вы?
— Я на мотоцикле? Смешно… Да, комиссар, вы правы, я вспомнила. В тот вечер… Ну, когда я застала вора… Я действительно слышала шум мотоцикла. Через несколько секунд после того, как тот парень исчез в тумане. Просто не понимаю, почему это вылетело у меня из головы. Амброзио удовлетворенно хмыкнул.
— Лыжная шапочка с помпоном, запах луна-парка, шум мотоцикла. Видите, понемногу мы проясняем картину.
— Что ж, — сказала Анжела. — Очень рада, если смогла вам чем-то помочь. Хотя, мне кажется, этого слишком мало, чтобы отыскать преступников в огромном городе.
У комиссара болела поясница — разыгрался застарелый радикулит. Ни согнуться, ни разогнуться. Просто беда. «Нужно хорошенько выспаться, — думал он, — спокойно полежать под теплым одеялом. Иначе совсем свалюсь».
Он измотался. Сырость и дождь — и уже который день подряд. Наконец теплый душ помог ему заснуть.
На сколько минут или секунд он успел сомкнуть глаза?
Де Лука вызвал его по телефону и сообщил, как о великом событии: «Комиссар, все решилось!'
— Что ты сказал?
— Джулиани схватил его полчаса назад.
— Схватил кого? Черт возьми…
— Капитана. Капитана капустных дел.
Он переоделся, охая и чертыхаясь, сделал несколько осторожных движений, чтобы размяться, и пошел к машине.
В кабинете неприятно пахло застоявшимся дымом; он распахнул окно, чтобы свежий ночной ветер выгнал запах, надеясь, что и его мозг получит облегчение. Всегда одно и то же: после нескольких недель
