слуги? На что вам элегантное платье, если в доме нет зеркал? Равно как и тех, кто в силах оценить по достоинству благолепие вашего естества, заслуживающего лишь высокопарных изречений и вожделенных взглядов. Вы еще не поняли, но вы жаждете быть на поводке. Так повелось, что ведомым быть не так уж и трудно. Но это очередной шаблон. Мы с вами не знаем рамок, а значит, всевозможные клише нас не коснутся. Но просветление стоит колоссальных жертв. Японцы называют это сатори. И не забывайте, что отныне ваше сердце бьется в такт моим мыслям.Сейчас вы сядете на землю, прижавшись спиной к забору, заведете руки за спину, а Эулалио сомкнет ваши утонченные запястья наручниками. Вы просидите здесь до утра, Аннет. Если кто-либо подойдет к вам и предложит помощь, вы откажетесь от нее. Каким образом – это уже ваша забота. В случае неповиновения, вы знаете, что вас ждет. Надеюсь, вы тепло оделись, ибо воспаление матки – не самая приятная вещь. Ах, простите, миссис Лоутон! Вас ведь это не страшит, так как боле вы не имеете возможности родить ребенка, после рокового случая с выкидышем. Как я мог забыть об этом. Прошу меня простить.Все то время, что вы будете прикованы, я хочу, чтобы вы размышляли над тем, почему я заставляю вас это делать. И не пытайтесь отыскать причину во мне, Аннет. Не забывайте о бумеранге. А в поисках смысла, не побрезгуйте знанием:'Conscientia mille testes…'****Искренне ваш, Эйс…Eruditio aspera optima est* – суровое воспитание – самое лучшее.'Ни камень там…' ** – отрывок стихотворения Байрона 'К Тирзе'.Hectorem quis nosset, felix si Troja fuisset?*** – Кто знал бы Гектора, если бы Троя была счастливой? Conscientia mille testes… **** – Совесть – тысяча свидетелей21 декабря, 1973 год. Штат Мэн. Портленд. Дом Лонгфелло. 00:33Аннет, прикованная к изгороди, сидела на мокром промерзшем асфальте. Тусклый свет старинного фонаря, одного из тысячи украшавших Портленд, обнажал небольшой участок земли, испещренный окурками и брошюрами, повествующими о жизни легендарного поэта Лонгфелло. Зима в этих краях не самая суровая. Шкала термометра остановила восхождение столбика на уровне 'минус два'. Крупные снежные хлопья, словно обрывки облаков, кружили перед глазами в нетленном вальсе, подхватываемые порывами прохладного ветра. Звуковой штиль периодически разбивался выкриками из соседних кварталов, шумом покрышек и рёвом сирен, установленных на автомобилях полиции штата. Но ко всему этому прибавился стук каблуков, и слева от себя Аннет увидела приближающийся к ней силуэт. Это был мужчина. Среднего роста, в черном плаще и шляпе, несоответствующей погодным условиям, да и моде как таковой. 'Нельзя просить о помощи'. Лица незнакомца видно не было, сверху его затеняла пресловутая шляпа, а подбородок был скрыт за шарфом.– Мисс, вам плохо? – Первым заговорил мужчина, вопрошая приятным баритоном. От него пахло дорогим парфюмом, окутывавшим миссис Лоутон.– Нет, все в порядке. Скоро я встану и пойду домой, ближе к звездам. Небесные бабочки спустились, дабы воззвать к совести моей, а значит, скоро зазвучит труба Архангела. И все мы канем в лету, как бренные тела, сподобившиеся в течение всей нашей жизни лишь на потребление! – Для самой Аннет, подобная речь стала откровением. Она ответила словами Эйса. Выдержка из одного из первых писем, на которые она не отвечала. Да и что может быть лучше, нежели прикинуться сумасшедшей? Тогда у мужчины, что надеялся помочь ей, отпадет всякое желание вести беседу и 'спасать' ее.– Похвально, миссис Лоутон. Вы – послушная девочка, – в этот момент, вдохновение, связанное с чеканкой не писанных ею речей, улетучилось вместе с дыханием. Кровь остановила свой бег. Попадая под каток ужаса, равно как и неимоверного счастья, организм волен отказать в правильном функционировании, – а ваше лицо, искаженное страхом, прекрасно как никогда, Аннет. Сидите спокойно, пока я не войду на территорию музея и не расположусь за вашей спиной.Сердце вырывается из груди. Пытается пробить ребра. Жар.– Подобно школьному учителю, я вынужден одобрить ваше поведение. Но не положительной отметкой в журнале, а сувениром, – он положил небольшой сверток в карман куртки Аннет, – но сейчас вы не узнаете, что это. Мой намек предельно прозрачен – сегодня вы не умрете, миссис Лоутон. Почему так тяжело дышите? Отвечайте.– Я напугана.- Кажется, я упомянул о том, что не собираюсь убивать вас. Но теперь вы дрожите сильнее прежнего. Естественно. Ведь теперь вы представляете себе вещи, которые могут с вами произойти. И вы мне расскажете о них.– Я не знаю… – в эту же секунду Аннет ощутила щекой прикосновение чего-то острого.– Сконцентрируйтесь, миссис Лоутон. Дернитесь – останется шрам, видеть который на вашем лице не хочется даже мне. Что я скажу в день страшного суда, отвечая на вопрос Всевышнего о том, почему я изувечил венец Его творения? Эталон благолепия? Божьей любви? Неужели вы считаете, что мне хватит смелости сказать Создателю, что таковы были правила? Возьмите себя в руки. Вопрос вы помните. – Вы изнасилуете меня.– И так всегда, Аннет. Самые прилежные ученицы оказываются самыми глупыми. Они делают то, чему их всю жизнь учили: впитывают в себя, не пытаясь вникнуть в суть получаемой информации. По- настоящему же светлый ум наоборот – страдает нехваткой усердия. Ему не нужно копать глубоко, это происходит само собой. Но те усилия, которые требуются для восхождения по лестнице, ведущей к спасительному просветлению, отсутствуют вовсе. Природа. Она не порождает идеалы.– А как же вы?– Вы мне льстите, миссис Лоутон. И речь идет не обо мне. Скажите, вы хотите, чтобы я надругался над вами?– Нет, – дыхание рывками выдавливало ужас.
