К ним подошел Бой, лизнул в ушко успокоительно да царапнул жесткими усиками щеку и шею. Пришлось почесать за ухом и его.
— Спасибо мои хорошие. Но не переживайте, ничего страшного, просто займет все несколько больше времени, лет семь — десять. Надо будет добывать понемногу, да сбывать через разных людей, ну и делиться, разумеется, да следы прятать, ничего — прорвусь. Правда к этому моменту учится я буду уже слегка старовата. Но жизнь она сама все по местам поставит.
Вот вроде и сама успокоилась, и даже цель далеко впереди себе наметила, и вроде как друзей успокоила. Да не тут то было — эта парочка отступать, похоже, не умеет.
Потискались, мурлыкнули успокаивающе, переглянулись, да в затылках почесали и все — план «Б» у них готов. Теперь ртутными каплями катаются вокруг, собираясь в дорогу, потому как все туески, не слушая возражений, запихнули Инге в ранец, да и подхватив под белы рученьки поволокли лесом к неведомой цели.
Шли довольно далеко, но место в конце пути было просто райское. Лесной ручей с довольно большой скоростью несся по приличному уклону, чтобы в конце даже сверзиться вниз полутораметровым водопадиком в уютную ванночку. В ней и выкупались с дороги — нагретая солнцем вода была весьма приятна, мохнатики устроили бурную возню, а Инга просто сидела на бережку, обсыхая. Правда когда эта парочка вылезла на берег все обсыхание пошло насмарку — отряхнулись ребята, что называется от души.
Но оказалось, что пришли сюда они совсем не для принятия ванн. Выше по течению маленькая дамба из палок отводила часть воды в канавку, а на самом дне ручья большими камнями к дну было придавлено целое одеяло из мочала. Мохнатики дружно набросали на него несколько десятков плетеных корзин песка со дна и берега. Полюбовались, как быстрое течение уносит вниз облако мути, и устроили набег на соседний малинник.
После перекуса Бой воткнул в дно плетень, который отвел приличную часть течения в ту самую канавку, дно которой Кисуня успела выстлать громадными листьями лопухов. После чего припахав и Ингу, выволакивали в канаву по очереди плети мочала и с писком и брызгами их там полоскали.
Ингу отправили на солнце сушиться, а неразлучная парочка продолжила плескаться в проточной воде, явно выискивая что-то видимое только им одним. Продолжалось это довольно долго, пока Ингу в конец не изгрызло любопытство.
На прямой вопрос — «ну и что все это значит?», Кисуня нырнула в кусты и приволокла от туда крынку из под молока, чтобы гордо положить к ногам. Ну, как кошка приносит хозяйке придавленную крысу, и выражение на мордашке было похожее, разве что гордо торчащего вверх на манер флага хвоста не хватало.
Инга — девочка весьма физически развитая, сельская жизнь она вообще этому способствует, свежий воздух там и правильное питание натуральными продуктами, да и регулярные упражнения — как же без них. Но этот небольшой горшок, который Кисуня между прочим принесла в одной лапке без всякого напряжения, Инга одной рукой даже пошевелить не смогла — будто к корни пустил. Двумя руками и правильным хватом приподнять его, конечно, получилось, но не так чтобы легко — пуда полтора где- то.
Под крышку после этого можно было и не заглядывать, но глянула — полюбопытствовала, хотя как выглядит этот элемент таблицы Менделеева, который до сих пор почему-то считается эквивалентом человеческого труда, представление имела самое отдаленное.
Захотелось обнять этих доброхотов и расплакаться, но как оказалось сюрпризы на сегодня были не все. Сбоку подошел Бой и протянул ей чашку на дне которой плескалась чистая вода из ручья. Видя, что его не понимают, взял руку и заставил пощупать в чашке дно. Там действительно, как оказалось, что-то лежало. Три маленьких, с пол ногтя на мизинце, прозрачных камешка.
Инга долго вертела в руках один из них — довольно невзрачная вещица, пока поймав удачный угол солнечного луча, он не полыхнул яркой радугой, чтобы в следующий миг погаснуть и опять стать прозрачным.
В бестолковке щелкнуло и наверх всплыла вычитанная в какой-то книжке фраза «алмаз чистой воды», преломление этого камешка таково, что в чистой воде его просто не видно — сливается.
Камешки завернули в листик и положили в заветную кубышку, а кубышку — в рюкзачок, который вызвался нести Бой, проявил, так сказать, галантность. А перед выходом с этого волшебного ручья Кисуня принесла наполненную водой из него поллитровую пластиковую бутылку, что обычно Инга использовала как флягу, да и сунула небрежно в открытый боковой карман рюкзака, внимательно посмотрев перед тем в глаза — на память так сказать, на очень долгую память…
Тут Инга все же не выдержала и расплакалась, обняв своих успокаивающе ворчащих мохнатиков.
Прилет коптера с «властью» это всегда событие. С ним привозят свежую почту — далеко не все доверяют электронной почте и продолжают переписываться по старинке, тоже касается книг и журналов. Он же привозит лекарства для фельдшерского пункта, официальные бумаги и много еще чего. С ним же вывозятся самые дорогие плоды труда, и решается множество организационных вопросов.
«Событие» — это для жителей, а вот для инспектора, что мотается по десяткам поселков, работая извозчиком для почты и всевозможных «оказий», разбирая все мелкие дрязги и принимая товар от заготовительных контор — это жуткая унылая рутина, бег белкой в колесе длинной почти в месяц. Короткая передышка в конце и все начинается по новой.
А уж обязательные «радости» сельского гостеприимства с неизменной жирной едой и плохо очищенной самогонкой. На все это надо иметь ангельский характер, дьявольское терпение и железную печень.
Правда первая остановка в этом пути сулила небольшое развлечение. Среди прочих бумаг в портфеле лежала заверенная голографическими печатями лицензия старателя, и это в ихней-то местности, где ничего ценного отродясь не бывало. Во всяком случае в таких количествах, чтобы считающие каждую копейку местные куркули начать платить деньги государству, вместо того чтобы «договариваться» с торговцами или чиновниками.
Это настораживало, так как сулило изменения в будущем — тут уже не угадаешь к лучшему или нет, ведь хоть изменений к лучшему никто не встречал, но надежда — очень уж живучая бестия.
Вторым курьезом в этой бумаге помимо самого ее наличия было то, что она выписана на двенадцатилетнюю девочку и это там где, прилетая во вполне современный поселок, чувствуешь, что переместился заодно во времени на пару веков назад, настолько архаичные и патриархальные порядки царят вокруг.
Мужик старший в семье тут царь и бог, без позволения которого баба не посмеет и рта раскрыть, «домострой» да и только, и вот на тебе — двенадцатилетняя соплячка объявляет о собственной независимости и финансовой состоятельности, ох и буча будет в этом болоте.
А пока все шло по накатанной колее — поздоровался со старостой, пробежал глазами по празднично одетой толпе надеясь определить будущую бунтарку, принял по описи контейнер от здравпункта — надо же и тут чего-то насобирали, да на немалую сумму.
Потом настала очередь официальных заявлений — о чем и сам не разобрал, текст привычно скользил мимо глаз сразу в забвение. А вот потом наступил черед веселья. Из портфеля появился закатанный в пластик лист бумаги.
— У меня патент на занятие старательской деятельностью на имя Инги Ароновны Старшиновой, есть такая?
— Есть! — раздался справа, из заворочавшейся толпы, звонкий голос и вперед выбралась действительно девица лет тринадцати, хоть и весьма рослая и крепко сбитая.
И одета она была, между прочим, совсем не по-праздничному — камуфляж, штаны, берцы и ранец — только из леса что-ли? Да еще и какая-то берданка на плече. Охрана, что скучала за спиной, мигом оживилась и начала перебрасываться шуточками насчет этой гаубицы. Основной темой было на какой свалке это нечто было найдено и из каких деталей собрано в единое целое. Пришлось даже на них цыкнуть, чтобы не мешали сохранять серьезное выражение лица.
— Подойдите для удостоверения личности.
