способны дать еще большую скорость.
Но холодный разум Исследователя отмечает что, несмотря на все совершенство и надежность созданного природой, а потом и разумом тела, у этого есть и обратная сторона — чудовищная неэкономичность. И значит — ради этих секунд надо проводить основное время в неподвижности, экономя силы для вот такого рывка. Но пока он согласен — скаредничать будем потом, а пока нельзя терять времени.
Тем более что можно вполне восполнить потери — небольшая речушка, всего метров в пятьдесят в разливе, форсируется с ходу, не снижая скорости, но сопротивление воды заставляет нагнуться вперед, чем и пользуются ранее сложенные за ненадобностью «боевые» (на самом деле — хватательные) конечности, и выстреливают в воду со скоростью большей, чем это способны увидеть даже составные глаза. Так что судить об успешности рыбалки можно только по результату — левая промазала, а вот правая подбрасывает в воздух насаженную рыбу.
Жвалы принимают добычу, чтобы вмиг перемолоть, отрывая мелкие кусочки, и отправить дальше, на встречу с желудком в брюшке. Такая поспешность похвальна — хвост тоже проявил самостоятельность, ухватив своим крючком со дна что-то похожее на камень, но, тем не менее, оказавшееся живым и вкусным. Безвестный донный обитатель, вероятно, полагал себя очень защищенным, но только хрупнул панцирем в мощных челюстях.
Форсировавший преграду на манер торпеды Страж по левую сторону, взмахнул щупальцем, посылая в воздух серебристую тушку килограмм на восемь, кусалки рванулись вперед, принимая не слишком удачную подачу и план питания на сегодняшний день можно считать выполненным, причем не секунды лишней не потрачено — все на бегу.
Доктор — Центральной: «Все в норме. Рекомендация — перейти на опору на четыре точки, и поберечь суставы задней пары ног».
Это он правильно — при такой позиции скорость только вырастет и можно заодно пристроить между лопаток головной гребень. Ох, совсем не раем была материнская планета, если даже матке приходилось таскать на голове такое «украшение» весом в хороших сто кило, чтобы защитить уязвимое место — соединение головы с грудью (у зверей это место называется «шея») и самый ценный орган — мозги, который в этом «чехле» собственно и обретается.
И это — у царицы, которую защищает вся колония, от Стражей до Рабочих и Хранителей.
Это здесь и сейчас у бегущей по степи на скорости курьерского поезда более чем полутонной туши нет естественных врагов. Даже шерстистые носороги, хоть и весят много больше, освобождают дорогу, не стесняясь впадения в паническое бегство — пары уроков им вполне хватило. Впрочем, «расписание поездов» они уже выучили и теперь стараются удалиться заранее, не теряя достоинства.
А раньше, у предков похоже не было другого выбора, чем стать разумными. Видно не слишком помогало то, что треть всего веса приходится на броню способную соперничать по крепости с танковой, а оставшиеся две трети веса — на мышцы и сухожилия способные заставить тело двигаться со скоростью того же танка. Слишком мало оказалось этого для обеспечения даже простого выживания, вот и пришлось развивать самую главную мышцу — в голове, впрочем, справедливости ради — далеко не все находится в голове (вдруг оторвут?), кое-что припрятано и по другим местам.
И вообще — спасибо несчетным поколениям канувшим в лету, что не пожалели выдумки и труда на совершенствование самой универсальной и смертоносной машины в мире — себя. Впрочем, ученому не стоит прятать глаза под панцирь — путь Разумных, начавших создавать «третью природу» тоже давал немалые преимущества. Прежнее высокомерие и презрение к «мягким» развеялось уже давно — вместе с пеплом гнезд, не принявших этой простой истины.
«Мягкотелые» несмотря на свои нежные покровы духом оказались крепки и мигом доказали всем древнюю истину — разум и воля к жизни, спаянные вместе, вполне могут сделать победителем существо изначально слабое. Когда это стало ясно, Ульи прониклись пониманием, что «поставить на место» невесть откуда взявшихся выскочек не удастся — надо или отступать или ввязываться в бесконечную войну на уничтожение.
Нет, проиграть ее предки не боялись — то, что они могут сойти во тьму следом за бесконечной чередой исчезнувших до того, это знала еще та, с которой начался подъем к вершине разума, но — собственными руками полностью уничтожить какой либо вид? На такое пойти они не могли, даже под угрозой собственного уничтожения.
Благо, такой жертвы и не требовалось, «жестким» и «мягким» делить было практически нечего. Более того — сплав плоти и стали оказался прочнее. Но несогласные — были, а потом их не стало. Таковы пути той Силы, что поднимает разумного к вершинам, а вот за отказ быть им — может и уронить обратно.
И вот спустя столько циклов, причем даже не сотен и тысяч — десятков тысяч, предстоит поставить последнюю точку в одном древнем заблуждении. Пусть тех, кто завязывал этот узел, давно нет — память рода хранит долги надежней самых совершенных машин. И значит решать, что делать с последствиями древней вражды предстоит современникам, а точнее — ей.
Вот и невидимая граница пролегшая по степи, даже животные ее не чувствуют, но для того, кто не отделяет понятия «видеть», «слышать», «чувствовать», «думать» от «вкуса» и «запаха», для того она явственней, чем если б была в виде стены высотой в два роста.
Дальше, так нестись не стоит, спешка в таком деле, как налаживание хотя бы нейтральных, не говоря уже о дружеских, отношениях — верный способ завалить все дело. Так что и охрана останется здесь — престиж и традиции это хорошо, но мешать делу они не должны.
Перед тем, как двинутся дальше самой, справа вдруг нарисовался Страж, но не предупредить об опасности, а вручить пойманную рыбу — странно, хоть это подношение объектам исследования и является традиционным, но команды-то не было! Сделав пометку — разобраться в ситуации, откуда у Стражи вдруг начала появляться самостоятельность в действиях — раз, и почему не была дана команда — два, Исследователь двинулся вперед, пытаясь хоть воспоминаниями восстановить сбитый настрой.
Древние, в свое время, обнаружив новую разумную жизнь, столкнулись с тем, что называется «артефактом», то есть фактом, не объяснимым с научной точки зрения. И совершенно неадекватная реакция того сообщества объясняется именно этим — когда встречаешься с тем, что по твоим представлениям существовать не может, возникает совершенно неадекватная реакция, не изучить и изменить собственные представления, а привести мир в соответствие с установленными воззрениями.
Вся абсурдность такой попытки становится понятной намного позднее.
Эксперимент на Прерии был не слишком-то и масштабный, потому собственно и оказался забытым. А начался он, чтобы объяснить совершенно невозможный с точки зрения науки факт — обретение разума существами не специализированными, до полной невозможности существования вне сообщества.
Сама идея, что разум может возникнуть не как плод объединения неразумных составляющих, и только через сотни тысяч циклов целенаправленных усилий может быть распространён на отдельную «клетку» казалась и, между прочим, продолжает казаться абсурдной. Но гипотезы были, и они требовали проверки.
Ставились ли какие-то иные цели, вроде — поняв механизм возникновения разума у «мягких» научится создавать заодно и «противовес» этому нашествию туннельных вредителей или наоборот — найти эффективные средства вернуть эту напасть назад, в естественный ареал обитания, об этом сведений не сохранилось. Но обычно даже в фундаментальных исследованиях их практическое применение прогнозируется.
Вот тогда на планете были установлены порталы и через них массовым порядком переброшены виды, которые, по мнению исследователей, должны были создать «среду», сходную с теми условиями, в которой зарождался разум «мягких». За тем, чтобы сюда не попали виды биологически близкие к уже обнаруженным «мягким», проследили особо — эксперимент должен был быть «чистым», и конкуренты были не нужны, даже гипотетические.
А потом — самый слабый биологически, но наделенный некоторой универсальностью вид кошачьих был подвергнут генетическому вмешательству, насколько бы далеко не заглядывали предки, ждать, что все пройдет естественным путем они не могли. Впрочем, вмешательство предполагалось минимальным.
