опасность для других» в Улье были куда как менее комфортны.
Так что вопрос сопровождающему был задан только один — «где тут Личинка сможет общаться со сверстниками?». На что тот посмотрел как-то странно, но ответил, что придет «завтра утром» и заберет Зяблика в другое место, где он сможет познакомиться с новыми друзьями, после чего бросил — «располагайтесь пока и готовьтесь, завтра будет тяжелый день», и удалился.
Наутро действительно появилась та самая престарелая особь, судя по всему ближайшее время их «круг общения» будет несколько ограниченным, которая после приветствия проследовала прямиком к игравшему в «гнездышке» малышу и смело извлекла его наружу, ухватив лапой за шкуру на шее. Хранитель уже приготовился оказывать первую помощь и судорожно припоминал, где он вчера видел аптечку, но Зяблик висел абсолютно индифферентно, скрестив лапки и никакого желания проявить норов не выказывал — видимо старательно усыплял бдительность.
«Сопровождающий» заявил, что — «вернет ребенка к вечеру» и просил сильно не волноваться, после чего удалился, помахивая в такт шагам «меховым кулечком». Оставалось только застыть столбом посреди камеры проживания, выпихнув «на верх» Исследователя — пусть обрабатывает свои наблюдения пока время есть, а мы пока «во тьме» побудем — так волноваться меньше.
Предчувствия ее не обманули.
Вечером была наблюдаема довольно интересная, если отрешиться от переживаний, картина. Расслышанные издали шаги позволили приготовиться, несмотря на то, что вызвали полное недоумение картиной нарисованной слуховыми отростками, а потом парочка вывернула из-за поворота тоннеля, и услышанное получило подтверждение от глаз.
Зяблик возвращался назад самостоятельно и старался держаться от своего сопровождающего на приличном расстоянии, не давая дистанции сократиться. Увидев замершего в створе дверей Хранителя он «обфыркал» своего попутчика и степенно направился домой, всем телом демонстрируя гордость и независимость, был бы хвост — наверняка держал бы его как можно более высоко, да еще и в стороны кончиком крутил.
Хватило его, правда, ненадолго, где-то уже с середины расстояния его неспешный шаг ускорился, а под конец он и вовсе рванул вперед отбросив всякую гордость — скорее под мамину защиту, да так быстро насколько возможно на трех лапах — на третью была одета лангета.
Сопровождающий же, сделав жест прощания, поспешно удалился за поворот, эхо его шагов явственно говорило, что он изо всех сил сдерживался, не давая себе перейти на бег — видимо рассудком понимая, что если его захотят догнать, то догонят.
Но гонятся никто и не собирался. Хранителя сейчас больше всего волновало состояние Личинки, которая в этот момент, будто вспомнив их первую встречу, вцепилась мертвой хваткой в левое плечо, и ни за что не хотела с ним расставаться. Он теперь даже не трясся, а просто заглядывал в глаза с тоской и надеждой.
Внешний вид Зяблика при том был, надо сказать, не самым замечательным. Помимо лангеты, тельце украшало множество царапин и мест, где кусочки шкуры были вырваны что называется «с мясом», хватало и следов укусов. Словом, было впечатление, что боец явился прямо с жестокой кошачьей драки.
Впрочем, почему «впечатление» — в отличие от Улья, где ранг устанавливается с рождения и поддерживается «биением сердца», у мягкотелых уровни подчинения определяются каждой особью экспериментально. И если взрослые обычно обходятся наблюдениями и выводами, то попытка присоединится к молодежной «стае» практически наверняка означала цепочку выяснений «кто круче», прежде чем чужака признают и примут.
Все это было понятно заранее, но вот результат, честно говоря, заставлял задуматься. Количество повреждений наводило на мысль, что против слишком наглого и непокорного чужака объединились все остальные, но вопрос был даже не в этом. Вдоль хребта от ягодиц до загривка шли две очень характерных «ленточки», мало похожих на след от когтей или зубов.
Хранитель, пожалуй, сказал-бы что это следы от удара хвостом, боевым шупальцем Стража или скорее Хранителя кладки. Словом, две эти отметины и точно такая же — от верхней части живота до ключицы, были оставлены чем-то тонким, гибким, способным растягиваться при замахе и сжиматься в момент удара. Вот только ни хвостов, ни щупалец у идалту не было…
Секундой позже память выдала «на гора» два, как казалось ранее, несвязанных между собой факта:
Первый состоял в том, что основной обязанностью местного аналога Матки — главы клана, является именно воспитание молодняка. И данная обязанность в отличие от всех прочих, вплоть до участия в размножении, не может быть им никому делегирована. Значит, скорее всего, момент «прописки» новичка глава клана наблюдал лично.
Факт второй говорил, что атрибутом власти главы клана является как раз весьма интересный инструмент — шестиметровый бич с электроразрядником на конце. Таким предметом он привлекает внимание остальных к надлежащему исполнению их обязанностей, в случае проявления ими неудовольствия и недостаточного рвения.
Вывод: топать к местной «матери», чтобы выяснить, знает ли она о произошедшем сегодня в ясельной группе, и как к этому относится — бесполезно. Глава клана все видел лично и выразил свое отношение однозначно. Три раза.
Ночь прошла в беспокойных размышлениях о развитии ситуации, к тому же малыш, в этот раз считавший ниже своего достоинства показывать что ему больно, когда заснул начал скулить и жаловаться при каждой попытке устроится поудобнее, что в его состоянии было и вовсе нерешаемой задачкой.
Утром отпускать его от себя не хотелось, но делать было нечего — иначе даже вчерашние «успехи» добытые немалой ценой оказались бы напрасными, и позднее пришлось бы все начинать сначала. Зяблик то ли тоже так считал, то ли действовал исходя из инстинкта, но «на выход» отправился сам, едва стоило появится сопровождающему. Наблюдая за уходящей по туннелю маленькой фигуркой шествующей с самым независимым видом и «гордо вздернутым отсутствующим хвостом», оставалось только надеяться, и преисполнятся дурных предчувствий.
Предчувствия не обманули — это уже начинало становиться традицией.
Зяблика ближе к вечеру ей принесли. В лукошке. Хорошо хоть одним куском. Правда на том что доставили — живого места не было.
Она так и замерла, не зная что делать и пришлось незнакомой самочке, прежний сопровождающей в этот раз не появился, в кремовой шубке в черные пятнышки пахнущей чем-то межрасово-медицинским, самой перекладывать пациента в гнездышко. Малыш сумел только повернуть шею, радостно пошевелить ушами при виде замершей столбом мамы, да и уронил головку. Из левого глаза выкатилась слеза, даже на жалобы сил у него похоже не было…
— Его убьют? — Спросил Хранитель наблюдая как самочка вылизывает расстроенную мордашку. Судя по тому, что пациент на эту процедуру никак не реагировал, сил у него действительно не было или происходящее вокруг он воспринимал не в полном объеме.
— Нет, это вряд ли, сейчас, по крайней мере. Но если ситуация в ближайшие дни не изменится участь его может выйти и по хуже смерти…
Докторша, а только они умеют совмещать ласковое отношение с предельным цинизмом, отпустила пострадавшего, который мигом скрутился бубликом, пытаясь хоть таким образом спрятаться от окружающего мира, и оттащила Хранителя в уголок для разговора.
— Понимаешь, ребенок с рождения имеет два непререкаемых авторитета. Это мама — самая сильная, добрая, ласковая и такая вкусная; и глава клана — строгий и властный. Обеспечивает такую связь импритинг, именно поэтому глава клана всегда принимает роды и всегда первым предъявляет новорожденного остальным. Дальше, когда маленький выясняет что мама отнюдь не самая сильная и смелая, и она тоже кому-то подчиняется он вполне естественным образом и сознательно встраивается вовнутрь клановых отношений.
— А тут…
— А тут — данный порядок был и вовсе нарушен. Не то, что главы клана — при родах не было вовсе никого. Так что первоначального опыта подчинения у него нет, зато есть мама — действительно самая
