МЭЛИС КРЭШ И НЕВЕСТА ДЬЯВОЛА

карему.

Рингил мог бы поклясться, что не допустил прямого зрительного контакта, сразу опустил взгляд на шляпу, которую гость снял с головы. Но Илсинг извинился первым и даже отпустил руку Алары, чтобы освободить проход. Нельзя было соглашаться на любезность, но хейтер был слишком заморочен, чтобы думать о чем-то левом вроде баланса.

Дневник Алары. День 7 год 11.

Самые верные этернисты приходят в себя только сейчас. К сожалению, сейчас я в их компании. Но они хорошо сделали, что напоили меня в праздник и не стали приставать потом. Теперь я могу списать свои видения на банальную горячку белого цвета. К которой не предрасположена совершенно ввиду сложившейся наследственности. Но что кристалка делает с демоном при желании самого демона – законами не описывается.

Итак, самые верные (по их словам) сейчас спят за дверью, а я слушаю запись прошлого года. Поет Мэлис. Ее голос размывает болезненную четкость неслучившегося, и в кислотной дымке мягко шевелятся полурастворившиеся кадры. Кусочки иного настоящего, в котором у меня нет брата, кроме Аллоя, сложились отношения с Лайлом, причем еще в школе, правят первые, а беспредельщики объявлены вне закона...

Мэлис замолкает. Дальше на диске – запись восьмого года, то ли старая, то ли просто так добавленная...

...И белым туманом на стеклах чей-то вздох оставлен, и гаснет вдруг пламя, хотя нет ветра... Вижу тень я: кто-то в черном у окна...

Кто поет, я не знаю. Судя по чистоте исполнения, запись сделана на «Ангеле». Но в том году меня конкурс не интересовал. Интересовала учеба.

...Проклят, брошен, словно камень с неба... Страшно падать, только ждать еще страшней... Все помнить и жаждать любви, но быть распятым ею... И мчаться к безумью, услышав голос... [ 11 ]

Может, это вовсе и не восьмой год, а какой-то более ранний... В любом случае – это весточка из действительного прошлого, и она связывает меня с ним столь же прочно, как и голос Мэлис. Поэтому я не переключаю – пусть играет.

А еще слова так созвучны моему состоянию, что тянет пойти и допить то, что найдется в заначке командира (там неубываемый запас с плавающим кристаллом). Тень несостоявшегося настоящего, которое я увидела, приходит каждый день последней недели. Тень мира, где я счастлива, как только может быть счастлива хейтерша. Где мой отец не терял контакта с крышей, разве что по вине мамы... Мне кажется, что Лайл сейчас стоит за шторой, что он зовет меня...

Это пройдет. Я просто перепила. Просто переслушала музыки, которую здесь считают моим способом почтить Вечную. Просто я слишком одинока.

И след на фальшивом окне не оставлен дыханием. Демоны так не могут. Если не хотят.

Все пройдет. И вряд ли у нас бы сложилось с ним, даже в мире, перевернутом с ног на голову. Все пройдет. Ничего не было.

«Влюбленность в образ сродни той мнимой любви, что рождается в подростковом возрасте у личности, разлученной с неким ярким участником событий ее жизни – другом, дальним родственником, знакомым родителей... Испытав состояние счастья в компании кого-то конкретного и запомнив это (следует заметить, что, как правило, в основном это замечание касается личностей, жизнь которых бедна событиями и скупа на приятные мгновения), субъект неосознанно переносит его присутствие в разряд непременных условий достижения нового подъема. Чаще всего последующая встреча развеивает иллюзию, но иногда происходит, напротив, закрепление стереотипа. Образ становится все более размытым, ему приписываются положительные черты, характерные для системы мировоззрения субъекта (также происходит и обратный процесс – сохранившиеся в памяти фрагменты черт обретают положительный окрас). Навязчивость его возрастает – образ превращается в постоянный эталон, с которым сравниваются все знакомые соответствующего пола, претендующие на переход в ранг друзей и близких. Не правда ли, схема напоминает ту, что можно наблюдать во взаимоотношениях синтегистов с их аватарами?»

Я еще раз внимательно изучила обложку книги, стоявшей в дисках и случайно отзеркаленной вместе с ними. Вообще-то я обычно смотрю, что копирую, но когда делаешь это с вещами, предназначенными для скорого просмотра, можно испортить все удовольствие. И все-таки, что делает у хейтерши дома книга под названием «Психология синтегизма» за авторством коллектива менталов, и какого Контера именно этот абзац в ней отчеркнут золотой ручкой?

Собственно, разгадка странной находки могла быть простой – раз уж хейтерша ловит в сети личной жизни синтегистов, так копаться в их психологии ей сам Хаос велел. Кстати, могу даже вывод из этого абзаца сделать – мол, вести себя надо в стиле аватара предполагаемой жертвы захвата. Для надежности еще выяснить, чем именно аватар в свое время поразил конкретного синтегиста. А остальное не так уж и важно...

–Что смотришь? – голос Рингила прозвучал сигналом. Я спрятала книгу под свежесотворенные диски и в качестве ответа подняла один из них. Похоже, хейтера это удовлетворило. Он вообще был каким-то заторможенным – даже не отреагировал, когда нас представили гостю как «да так, завелись тут – брат по отцу и его сестра... по вере» (цитирую буквально). Я-то поняла, что от нас хотели отвлечь внимание и лишний раз напомнить, что вылезать никого не просили. А то, что кого-то на родственных ассоциациях заклинило, так это тоже вариант нормы. В конце концов, выражение «хейтерское братство» не вчера придумано, хоть в употреблении особо и не присутствует. То есть, мне возражать было незачем, а вот Рингил вполне мог вспылить. Но – не вспылил. Не взял подачу. Словно не услышал.

А у меня как раз появились вопросы по существу дела. В смысле получения ЦУ от провокатора, который меня сюда, в этот дурдом без санитаров, затащил.

–Рингил, так что ты считаешь? – я повернулась к занавеске, за которой болталась тень – почти такая же стройная, как и многочисленные проекции цепей. – Пусть Алара этим сокровищем сама распоряжается или инжир ей с маслом?

–... ей! – подумав несколько секунд, сформулировал хейтер. Эмоциональность ответа, причем ненаигранная, снова заставила меня подумать о том, что кто-то явно переборщил с тормозной жидкостью в оболочке. Если Рингил опять матерится (а чаще всего он это делает по поводам, связанным с непредельщиками, а не с семьей), то дело имеет место быть серьезное. – Хотя...

На этом месте хейтер замолчал. Мысли его также были тщательно защищены от прочтения. Не то чтобы я не вскрыла... Но краткий взгляд дал только ощущение желания получше узнать гостя сестры. Собственно, скрывать желание это было совершенно незачем. Разве что говорение об очевидных вещах Рингил считал излишним.

–По-моему, с первого взгляда таких решений не принимают, – я заметила, что хейтер слегка дернулся. И демонстративно не придала этому значения. – Что ты вообще о нем знаешь?

–Бывший темный, переведен в «Светлый путь», только не знаю, почему, – отбарабанил Рингил безо всякой интонации. – Нравился моей сестре еще в школе, потом случайно пересеклись в одной команде... Все.

–Ясненько, – протянула я. Знаем мы, за что у нас переводят учеников в «Путь истинного Света». Вот одного перевели за саботаж на соревнованиях – в пользу светлых. История грязная и некрасивая, попахивающая одновременно кристалкой и керосином. С другой стороны, некоторые попадают в «Путь» по желанию родителей. Или за возмутительную неуспеваемость. Во «Вратах» это особо не афишируют – вот я, например, знаю только троих переведенных, и не всех лично. По своей воле к светлым на моей памяти уходила только Флейм. Вопиющий был случай. – Тут надо подумать, коллега. Как будущая выпускница «Врат» говорю – если этого Илсинга из них поперли, демон он явно не высшей категории. У нас только полных гадов не держат...

–А стройных? – вяло сострил хейтер. – Мэл, я понимаю твою озабоченность вопросом...